Мотылек - Кэтрин Куксон

— Да не хочу я в Австралию! Да они и слушать не захотят, чтобы я поехал с ними. Они никогда не принимали меня в свою компанию, о чем бы ни шла речь.

Что правда, то правда. Ни один из братьев никогда не находил времени для Стенли. Возможно, они в нем видели своего отца, и это зрелище не производило на них благоприятного впечатления.

Она смотрела на него и думала: интересно, приходило им в голову, что будет со мной? — и, к собственному удивлению, произнесла вслух:

— А подумал ли кто-нибудь из вас, что будет со мной… или с Милли?

У Стенли хватило порядочности слегка покраснеть, и после короткого замешательства он сказал:

— Ну… Мы же думали, что ты выйдешь за Крокфорда. И, — в его голосе прозвучала нотка надежды, и он неуверенно улыбнулся, — может быть, у тебя еще все обойдется… Знаешь, милые ссорятся, только тешатся. А потом как ни бывало…

— У нас уже ничего не обойдется. И все равно остается Милли. О ней вы вообще не думали, или будешь спорить?

Он опустил голову, посмотрел на нее из-под полуприкрытых век и коротко бросил:

— Да.

Она не стала ждать, что еще он скажет. Тяжело глянув на него, она отвернулась и вышла из комнаты. В его глазах она прочитала все, что он вместе с братьями думает о судьбе Милли.

Пока она шла через холл, случились две вещи. Она слышала, как наверху открылась и со стуком закрылась дверь — это значило, что отец направляется к лестнице и хочет спуститься на первый этаж, поэтому она поспешила скорее пройти на кухню. Но не успела она дойти до двери в коридор, как увидела в окно, что от дома через покрытую гравием дорожку в сторону двора перебегает Милли. В голове мелькнуло: Милли была с Магги, во всяком случае, она оставляла ее с Магги.

Последние дни они установили для Милли почти тюремное наблюдение, даже запирали ее в комнате, потому что, хотя за это время она не выкидывала никаких своих чудачеств и уже довольно давно не выказывала стремления убежать в лес, было исключительно важно, чтобы, бродя из комнаты в комнату, как у нее случалось, она не наткнулась на отца. В его нынешнем состоянии достаточно было бы только, чтобы он ее увидел, чтобы разошелся еще больше. Но как она сумела выйти? О, эта Магги! Агнес была уверена, что может положиться на Магги.

— Агнес! — донесся хриплый пропитой голос из холла.

— Я зайду к тебе, отец, через несколько минут, мне нужно только…

— Сейчас! Слышишь? Сейчас!

У него был угрожающий вид, и вполне можно было ожидать, что, если продолжать возражения, он затащит ее в комнату силой. Она быстро взвешивала, какое зло в данный момент больше: то, что Милли может убежать и совершить очередную эскападу, к тому же в это время дня, что было для нее чем-то новым, или попасть в руки человека, к которому она стала испытывать отвращение и который внушал ей неописуемый страх.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Агнес прошла через холл мимо отца и вошла в кабинет. Он зашел следом, с подчеркнутой злостью затворил за собой дверь и, тяжело ступая, протопал к стулу за письменным столом, на котором горой, словно вываленные из мешка, лежали бумаги. Взяв в руки перо, он начал постукивать кончиком по столу и, не сводя глаз с него, заговорил:

— У нас трудности, вам это известно? Нас могут лишить права на выкуп имения, набежали проценты по закладной. — Он в упор посмотрел на нее и продолжил: — Я продаю картины. Послезавтра приезжает человек из Лондона. Но до этого мне нужны деньги, наличные. — Он снова уперся взглядом в перо, которым не переставая постукивал по столу. — Это кольцо вашей матери, которое она оставила вам… — Увидев, как изменилось ее лицо, он заорал: — То, что принадлежало вашей матери, по закону является моей собственностью. Она не имела права отдавать его вам!

— Это мое кольцо, отец, и останется моим.

— Боже мой! — Он с усилием поднялся со стула. — Знаешь что, не зли меня, девочка. У меня не то настроение, чтобы меня злить. Ладно… — Он перевел дыхание. — Я верну тебе его стоимость, когда продам картины. За них хорошо дадут.

— Ты уже говорил это про миниатюры, а этого не вышло.

— Тогда было другое дело, покупщики были местные, из Ньюкасла. Эти всегда надувают. А те, что из Лондона, они настоящие. Так что давай, неси его мне.

— Нет, послушай, ты взял мамины драгоценности. Почему бы тебе не забрать их у той персоны, которой ты их перетаскал? Это было бы так просто.

Он схватил со стола тяжелое пресс-папье, и она рефлекторно отдернулась назад, прикрыв лицо рукой, и только когда он разжал пальцы и выпустил пресс-папье, она опустила руку, проведя по лицу тыльной стороной ладони и прикусив костяшку одного из пальцев.

— Ах, так? Хорошо. Хорошо, — прорычал он. — Вы оставляете кольцо у себя, мадам, а я, как только получаю деньги за картины, первым делом постараюсь принять меры, чтобы ваша подопечная отправилась туда, где ей давным-давно следовало бы быть. Я жду здесь пятнадцать минут, так что дело за вами.

Она вышла из кабинета пошатываясь, и, когда вышла в холл, ее первым порывом было кинуться на кухню и велеть всем искать Милли, а еще броситься в объятия Пегги и спросить: что делать? Кольцо — ее единственное достояние, ее единственное обеспечение, а то, что это дорогое кольцо, она имела представление, хотя и не знала его истинной стоимости.

Она взбежала по лестнице и на площадке столкнулась с растерянной Магги, та тут же расплакалась:

— Мисс! Мисс! Вы не видели ее? Я оставила ее на одну минуточку. Она спала крепко, как младенец, а у меня заболел живот, всю ночь болел, это все фрукты, мне нужно было бежать. Мне ни на секунду не приходило в голову, что она проснется и за те несколько минут убежит. Говорю вам, она спала…

— Беги искать ее. Я там буду через несколько минут. Скажи Дейву и Пегги. Беги прямо к озеру.

Сама она бросилась к себе в комнату. Вытащила нижний ящик маленького комодика, пошарила под бельем и вытащила коробку, где тогда лежали письма и в которой теперь хранилось кольцо, обернутое в мятый кусок бархата. Она специально спрятала коробку, зная, что отец не остановится перед обыском ее комнаты, если только возникнет ситуация, вроде той, что случилась сейчас.

Вынув кольцо, она полюбовалась им, лежавшие в ее ладони камни загадочно мерцали. Ах, если бы только она могла не подчиниться ему. Но что бы он ни сделал с деньгами за картины, то, что он сказал относительно Милли, он обязательно выполнит, и выполнит с огромным удовольствием…

Через минуту она снова стояла перед письменным столом. И тут она сделал глупейшую вещь, о которой много дней после этого будет сожалеть, потому что этим спровоцировала целую вереницу событий, которые могли кое для кого закончиться петлей.

Наклонившись к отцу и совсем близко приблизив лицо к его лицу, она прошипела:

— Посмотри на него перед тем, как продашь, и знай: это символ любви, любви моей матери к человеку, который любил ее. У тебя была куча любовниц, дешевых потаскушек, ты их менял одну за другой, а у нее был один любовник, один настоящий мужчина.