Роковая точка "Бурбона" - Анатолий Терещенко

Он и без инструктажа американцев знал правило: если в кармане много денег, тут же появится соблазн их потратить. Разведчика не должен пожирать огонь искушения. Поэтому Поляков не просил денег, но взамен требовал, зная себе цену, приобретения и передачи тех товаров, которые ему нравились и были нужны.

В каждый отпуск он отправлялся с коробками радио— и фотоаппаратуры, охотничьих и рыболовных снаряжений, золотых и бриллиантовых украшений и проч. — на таможне никто его не проверял! И все же деньги он брал, но брал ровно столько, сколько не бросалось бы в глаза посторонним в смысле масштабов траты на товары.

Принцип самосохранения, которого он придерживался по рекомендации янки, состоял из правила — общая сумма, получаемая от спецслужб противника тех «тридцати сребреников», не должна превышать его месячный оклад. Это правило осторожности и позволило ему так долго продержаться неразоблаченным агентом ЦРУ.

«Жадный — беден всегда.

Знай цель и предел вожделения».

Ф. Петрарка

После возвращения из США в Москву Поляков, понимая, что на родине он будет получать гораздо меньше, чем зарабатывал за границей, и горя желанием быстрее открыть дополнительный источник денежных вливаний в семейный бюджет, активно включается в агентурную работу.

Несмотря на то что он хорошо усвоил слова американского президента Франклина Делано Рузвельта, как-то сказавшего, что деньги, которыми обладаешь, — оружие свободы, а вот те, за которыми гонишься, — орудие рабства, Поляков все же решился на гонку за «бумажными вездеходами».

«В Союзе при мизерной зарплате, по сравнению с заграничным денежным довольствием, мне будет труднее обеспечить семью. Хлебным мякишем крысиную нору все равно не заделаешь, а если это так, то нужно рисковать, пусть даже и предстоит, как говорится, облизывать мед с лезвия ножа. Совершенство — добродетель мертвых!» — рассуждал он накануне проведения первой операции по связи в условиях столицы.

В теплый сентябрьский день 1962 года он вышел из дома. Деревья стояли в осенней позолоте. Кленовые и тополиные листья у дома выстелили многоцветную дорожку, по которой он прошел от подъезда к тротуару.

Оглядевшись по сторонам и внимательно просмотрев обитавших во дворе знакомых старушек и бегавших возле них внуков и не найдя никаких настораживающих признаков (в смысле присутствия посторонних), он быстрой походкой направился к автобусной остановке. Вместо автобуса подошел троллейбус. На этом первом попавшем наземном автотранспорте Поляков доехал до станции метро «Парк культуры», лихо спрыгнул на тротуарную плитку и через центральный вход спокойно прошествовал в парк им. Горького.

По Москве-реке сновали белокрылые теплоходы. Москвичи наслаждались последними теплыми деньками ушедшего лета. Осень еще не вступила в свои права — она подарила горожанам «бабье лето».

У него был ответственный, а потому волнительный день, он запланировал заложить для американцев первый тайник под кодовым названием «Гор» — непроявленную пленку в кассете, на которой были сфотографированы некоторые секретные документы, попавшие ему в руки во время службы в центральном аппарате ГРУ.

Корпус кассеты он загодя облепил пластилином оранжевого цвета, после чего обвалял свое детище в кирпичной крошке — получился окатыш терракотового оттенка, какие тогда очень часто встречались на посыпанных щебнем, галькой и осколками битого кирпича, еще до конца не заасфальтированных дорожках и площадках парка. Перед операцией по связи он сделал заранее рекогносцировку, поэтому знал, какого цвета нужен «камушек».

Ставка Полякова делалась на то, что ни один из посетителей парка не обратит внимания на его камуфляж, лежащий рядом с сородичами порой одного цвета, размера и формы у конкретной скамейки, указанной американцами в плане операции по связи через тайник…

* * *

Итак, с этой «драгоценной ношей» он вошел, как уже упоминалось выше, через входные ворота на территорию заполненного людьми парка. И сразу же стал активно проверяться, внимательно следя за действиями отдыхающих и вглядываясь в их лица — боялся встретить соседа по дому или знакомого по службе. Затем он прошел мимо длинной скамейки, одиноко стоявшей у края площадки и означенной в плане связи. К его огорчению, на ней сидела влюбленная щебечущая, наверное, о чем-то вечном парочка.

«Черт принес их не вовремя. Вот не повезло. Придется побродить, пока они нацелуются, наговорятся, — ворчал себе под нос «Бурбон». — Отступать нельзя. Тайник я должен заложить именно сегодня. Второго более счастливого захода не должно быть — это уже опасно. Сильному не нужно счастье — ему нужна четкая работа!»

Поляков всегда себя считал сильной личностью. Он понимал и принимал одну непреложную истину, что герой делает то, что можно делать. Другие этого не делают, а потому и остаются с носом.

Он долго выписывал круги вокруг лавочки. Вдруг в его голове неожиданно возникла спасительная мысль — он же сильная личность — согнать влюбленных. Делая вид, что устал, Поляков решительно направился к лавочке. Как только «уставший» гражданин присел, молодые люди, несколько обескураженные бесцеремонностью появления наглого пришельца, поднялись и направились в глубь парка, ища себе новое гнездышко для любовного токования. Тем более свободную лавочку они уже приметили — она стояла невдалеке. Наверное, оба подумали, что незнакомцу стало плохо именно у той скамейки, где они еще минуту назад любовались друг другом…

Поляков развернул газету «Комсомольская правда» и стал бегло по диагонали ее просматривать. Боковым зрением он держал бдительность на прицеле: просматривал пространство слева и справа. Потом неожиданно наклонился, как будто поднимая упавший из его рук какой-то предмет, и изловчившись, в удобный момент положил контейнер с кассетой за задней левой ножкой скамейки. Все действо произошло вполне правдоподобно и в одно мгновение. На земле под лавкой валялся ничем не привлекательный кирпичный окатыш.

Он еще несколько раз пробежал по страницам газеты, потом посмотрел влево — вправо: никого поблизости не было.

«Ну, кажется все. Слава богу, свидетелей нет. И все же еще для порядка надо немного «почитать» газету, а только потом уносить ноги, — успокаивал сам себя Поляков. — Делай, что можешь, с тем, что имеешь, там, где ты есть, — и все будет нормально. Я так и сделал!»

Однако спокойствие никак не приходило. Противное напряжение сковало мышцы. От страха появилось что-то наподобие ступора. Он смотрел в газету, но ни букв, ни лиц и фонов фоторепортажей не видел. В голове у виска от напряжения звонко застучала горячая жилка. До этого спокойное сердце готово было зайцем выпрыгнуть из рубашки. А он, как опытный охотник, не раз видел старты этих обреченных своих ушастых жертв. Холодная испарина появилась под рубашкой. Ноги предательски затряслись. Такое состояние у него было впервые.

«А может, это провидение мне подсказывает, что не стоит играть на этом поле, оно для меня чужое, — рассуждал Поляков. — Оно для меня крайне опасно».