Несерьезные отношения - Мария Сергеевна Коваленко

— Такие неприятности, что приходится продавать дом?

— Вроде того. Но дом хороший. Там уже все чисто, убрано. Никаких личных вещей.

— Это ты так намекаешь на то, что женские трусики за диваном можно не искать?

— Нет. Ты уж поищи. Может, если хорошо нагнешься, мы и найдем. Твои.

В отличие от обычного себя, Паша не улыбался. Вроде бы шутил, но лицо оставалось серьезным.

— Господин адвокат, а вы вообще думаете о чем-нибудь, кроме секса?

Мой телефон пиликнул о сообщении. Валя отчиталась, что Маша с ними. Празднует. Даже прислала фото моей счастливой девочки рядом с ее мальчишками и огромным тортом, с которого кто-то уже успел украсть все розочки.

— Иногда я думаю о еде. Но о сексе чаще, особенно рядом с тобой.

Паша ревниво посмотрел в сторону моего телефона, но спрашивать ничего не стал.

— У тебя какая-то неправильная на меня реакция.

— Согласен. — Припарковав машину возле двухэтажного дома с густой зеленой изгородью, Паша сбросил с себя ремень и, впервые за всю дорогу, посмотрел мне в глаза. — Надо что-то с ней делать. Сегодня попробуем.

* * *

Что Паша имел в виду под этим «попробуем», я так и не поняла. Наверное, нужно было спросить прямо. Но не получилось.

Только я вышла из машины, как Бояринов принялся вынимать из багажника какие-то пакеты и сумки. Если бы он не сказал о ночевке, я бы решила, что Паша собрался поселиться в этом доме минимум на неделю.

— Я особо не готовился. Да и с судом некогда было. Но с голоду не умрем, — гордо заявил он в доме, выгружая свои покупки на большой деревянный стол.

— Шампанское, бокалы, икра… — Я не смогла побороть свое любопытство и тоже подключилась к распаковке. — Выпечка, салаты… свечи.

Глазам своим не поверила, когда вынула из пакета целую упаковку толстых белых свечей.

Именно на такие в прошлые выходные заглядывалась Маша, когда мы гуляли в магазине. Она считала, что нам просто необходимо купить их под елку. Штук десять. Не меньше!

Я с трудом увела ее из отдела с декором. В нашей маленькой квартирке негде было ставить такую красоту. А теперь эти свечи купил Паша.

Десяток. Как Маша и заказывала.

— Не смотри на меня. — Бояринов, похоже, заметил мой потрясенный взгляд. — Возле кассы стояли. Я сгреб, не глядя.

— Возле кассы. Конечно! Паша, ты романтик. Кто бы мог подумать?!

— Я голодный и соскучившийся.

— Но со свечами!

— Хочешь, совру, что не знал, как тут обстоят дела со светом?

Он совсем не берег мою нежную женскую психику. Пусть бы хоть иногда лгал, хоть немного смягчал свою прямоту. Но нет, бил наповал честностью.

— Соври лучше, что мы будем только ужинать.

Паша еще не показал мне дом. Мы еще не успели даже поцеловаться. Но мне резко захотелось почувствовать этого сумасшедшего романтика очень близко. Каждой клеточкой.

Не для удовольствия.

Не ради оргазма.

Просто рядом. Словно только так можно было проверить, что он настоящий. Из плоти и крови, а не моя фантазия.

Как перемкнуло.

Желание было таким внезапным и сильным, что руки сами дотянулись до пуговиц на блузке. Быстро расстегнули каждую. Сбросили блузку на стул вместе с бюстгальтером.

А спустя несколько мгновений сверху упала и юбка.

— Здесь пока холодно. Я только включил отопление… — Паша, похоже, не ожидал. Обычно он реагировал быстро. В гонке на раздевание ему не было равных. Суперчемпион! Но сейчас даже к галстуку не прикоснулся.

Забыв о пакетах, памятником застыл рядом. Склонив голову набок, смотрел, не мигая. Скользил жадным взглядом по моей груди, животу, ниже.

Будто видел в первый раз.

— Так согрей сам.

Подрагивая от холода, я сделала два шага навстречу. Прижалась обнаженной грудью к его упакованной в костюм груди. Забросила руки на плечи.

Смелая как незнакомка.

Раскованная, словно забыла обо всех своих комплексах.

— Это на тебя так свечи подействовали?

Паша снова не спешил. Указательным пальцем провел по скуле. Заставил посмотреть в глаза. И задумчиво сощурился.

Глыба. Совсем не тот варвар, который подминал меня под себя каждый раз, стоило раздеться.

— Ты подействовал.

Я повторила его жест. Притронулась к колючей щеке. Подушечками. Легко. А губами прижалась к упругим губам. Не целуя. Только трогая.

— Так хорошо, что крыша едет? — В красивых мужских глазах вспыхнуло понимание… и что-то еще. Похожее на радость.

— Со свистом. — Отпираться не было смысла.

— Вот и у меня. — Горячие руки скользнул по талии. Без объятий. Собрали распущенные волосы в хвост и оттянули назад, заставив выгнуться дугой. — Но моя крыша уже не едет. Она сразу обваливается на голову. И конец.

* * *

Выдержки Паши хватило ровно на три вдоха. Потом крыша провалилась.

Сильные руки оторвали меня от пола. Перед глазами мелькнула рубашка. Шкаф за спиной Паши сменился окном. А на широком столе между свечей и деликатесов нашлось место еще и для моей пятой точки.

Я дернулась, когда попа коснулась холодной столешницы. Зашипела. Но Паша закрыл рот поцелуем. Раздвинул ноги. А спустя несколько секунд, после короткого вжика и шелеста фольги, направил в меня член.

Плавно. Бережно.

Не на всю глубину сразу. А постепенно. Проталкиваясь между складок короткими толчками. Дразня своей толщиной на входе. Мучая.

Почти так, как много раз брал дома. Но не так.

Там со мной был настоящий ураган. Он сносил нас обоих бешеным напором. Мы сплетались как один сплошной пульсирующий комок. А сейчас меня накрывало стихией.

Безнадежно.

Тотально.

Как куполом.

Этот Паша своими уверенными движениями, жесткими ладонями, которые держали как оковы, был опаснее любого урагана. Он взглядом вытягивал душу. Контролировал каждое проникновение и каждый наш вдох. Словно изучал, насколько меня хватит. Опыты ставил.

Мучительно-медленно.

Внимательно.

Толчок за толчком. Миллиметр за миллиметром. Делая сухую плоть настолько влажной, что от пошлых шлепков становилось стыдно.

Невозможно было под него такого подстроиться. Нереально спрятаться. Я не знала, как с ним таким быть.

Будто полтора месяца занималась сексом с другим, сейчас терялась. Вместо привычной голодной жестокости тонула в осторожных прикосновениях. К плечам. К груди. К развилке ног, где мы двигались навстречу.

Таяла от поцелуев. Жадных, долгих, но без одержимости.

Разрешала укладывать меня на стол полностью. Лопатками на твердую холодную поверхность. Проникать глубже. До самого конца. Под таким углом, что, казалось, внутри только он. Горячий, большой, потрясающий.

Не могла бороться с лаской. Тянулась за его руками. Примагничивалась к ладоням. Позволяла гладить. Сжимать пальцами соски. Тушить боль поцелуями.

Вылизывать грудь. Ласкать языком, губами, так что горел каждый нерв. А жар от груди