Если небо молчит - Дмитрий Герасимов

Союз Карла и Клары закончился как в дурашливой скороговорке: супруги что-то не поделили, и в очередном припадке ярости женщина выбила из старика дух.

Он не дожил нескольких дней до своего восьмидесятилетия.

Протрезвев и сообразив, что ей грозит новый срок, третья и последняя жена Карла Иоганновича Коха, не раздумывая, пустилась в бега.

С той поры Нонна Карловна оказалась единственным обитателем «чертовой избушки».

Маргарита добралась на трамвае до микрорайона «Кедровый», утыканного невзрачными панельными пятиэтажками, и пересела на крохотный рейсовый автобус «ЛИАЗ, курсировавший между «Кедровым» и «Северным» по окружной дороге.

Когда за пыльным окошком мелькнул указатель «23-й километр», она нажала на красную кнопку над дверью, попросив водителя остановиться. Отсюда до дома по проселочной дороге – километр пешком: маршрут, который Маргарита проделывает чуть ли не ежедневно всю свою жизнь, и в жару, и в лютую стужу. Даже четырехлетний Антон давно привык к тому, что путь в садик – это когда долго-долго идешь с мамой или с бабушкой пешком вдоль леса, потом долго-долго ждешь автобуса, потом долго смотришь в окно, пока дядя водитель не объявит в микрофон: «Поселок «Северный», конечная остановка!»

Усталое солнце заваливалось за верхушки сосен и грозило вот-вот исчезнуть в молчаливой, бездонной чаще. Воздух сделался по-вечернему сырым и прохладным. Где-то совсем рядом, в лесу, дробно стучал дятел, а над дорогой звонко гудел осиный рой.

Еще издалека Маргарита увидела темно-синюю «Ауди» Коржа, втиснутую в узкое пространство между домом и кособокой дощатой пристройкой, служившей одновременно летней кухней, кладовкой и верандой. Она прибавила шаг, соображая, что бы такого скоренько приготовить на ужин. Мама, скорее всего, покормила Антона остатками борща, или, что вернее, просто позволила ему налопаться кукурузных хлопьев, которые Маргарита обычно дает сынишке на завтрак с молоком и сдобной булочкой. Она вспомнила, что в холодильнике есть антрекоты. Их можно быстро пожарить, а к ним нарезать в большую тарелку овощной салат…

…Неожиданно прямо перед ней на тропе выросла косматая фигура. Маргарита вздрогнула и едва не оступилась в пыльной траве. Всклокоченный бородатый мужчина в черной бандане, грязной, мешковатой ветровке и широких брезентовых брюках, заправленных в короткие кирзовые сапоги, преградил ей путь.

– Тьфу ты! – в сердцах сплюнула она. – Антиох! Опять напугал до полусмерти! Ты чего здесь бродишь как привидение?.. – Маргарита вдруг осеклась, вспомнив, что буквально двадцать минут назад, увидев на лестнице Юрика, воскликнула то же самое.

– По грибочки ходил… – живо ответил Антиох звонким голоском, никак не сочетавшимся с его мрачной внешностью.

«По грибы? На ночь глядя?» – мысленно удивилась Маргарита, а вслух спросила, грустно улыбаясь:

– И где твои подберезовики? В карманах, что ли?

– Нет, не в карманах, – бородач хитро прищурился и постучал себя указательным пальцем по лбу, – вот здесь…

– В голове, – понимающе кивнула девушка. – Я так и думала.

– Я окончательно убедился в своей правоте, – ничуть не смущаясь, продолжал Антиох. – Мы, люди, часто похожи на грибочки. Мы прячемся от грибника, маскируемся листочками и травинками, зарываемся в мох, укрываемся в ложбинках. Вот почему без труда, без усилий, без мудрости и сноровки, без терпения и зоркого глаза хорошего человека не найти. На виду только поганки.

– Ну, это не новость, Антиох, – улыбнулась Маргарита. – Стоило ли за ней полдня по лесу скитаться?

– Бывает, не только дня – целой жизни мало, – философски заметил бородач и вдруг погрустнел. – А ведь так важно отличить съедобный грибочек от ядовитого.

– Если есть сомнения – лучше выбросить, – посоветовала Маргарита. – Я всегда так делаю.

– Вот-вот, – печально согласился Антиох. – Чуть что – выбрасываем гриб из лукошка без сожаления.

– Это лучше, чем отравиться потом. – Девушку позабавила игра в метафоры. Она бы охотно поболтала с этим чудаком, но в другой раз. А сейчас ее ждут, она устала. – Ты сам недавно убедился, Антиох, что отравление грибами – страшное дело.

– Выбросить съедобный и даже полезный гриб – дело, конечно, менее страшное, – кивнул тот. – Но кто знает? – может быть, завтра такие грибочки переведутся совсем.

– Не переведутся, – заверила Маргарита. – Добрые плоды будут всегда. И мы их непременно отличим от злых.

– Хорошо, коли так. – Антиох вздохнул. – Однако настоящее добро – дело незаметное, укрытое и листочками, и травинками, и веточками. Когда правая рука дает милостыню, левая и не знает о том.

– Ах, да… – спохватилась Маргарита, спешно выудила из сумочки кошелек, высыпала в ладонь мелочь и протянула бородачу. – Вот, возьми…

– Да я вовсе не к тому, – смутился тот, но монетки взял. – Спасибо…

– Ты оказался прав, – продолжала она, стараясь придать голосу небрежность. – Старик Битюцкий назвал мне сегодня имя убийцы.

– Да?.. – Антиох посмотрел на нее как-то странно. – И вам это помогло?

– Нет, – призналась Маргарита. – К тому же мне слабо верится в услышанное.

– Моим бы словам и подавно не поверили… – покачал головой бородач.

– Кто знает… – Она расстроенно дернула плечом. – Бывает, что именно наше слово способно что-то изменить или кого-то спасти. Значит, оно должно прозвучать, когда все вокруг молчит. Даже небо…

– Марго! – донеслось со стороны дома, и они оба обернулись на крик.

Сашка Корж стоял на ступеньках крыльца и, небрежно облокотившись о поручень, попыхивал сигаретой. Коротко стриженные светлые волосы, голубая рубашка поло, синие джинсы, коренастая, почти квадратная фигура, готовая, несмотря на кажущуюся неуклюжесть, к пружинистому, резкому движению – старшего оперуполномоченного УВД Сырого Яра даже за версту невозможно было не узнать.

– Милиционер зовет, – то ли уважительно, то ли насмешливо констатировал Антиох. – Это его машина такая красивая? – Он кивнул в сторону «Ауди».

– Его, – подтвердила Маргарита и легонько потрепала бородача за рукав: – Мне пора. Потом договорим. И о грибах, и о добрых делах…

Тот неохотно посторонился с дороги, пропуская девушку, и едва слышно обронил ей вслед:

– Смотрите, не отравитесь…

Максим со злостью сунул в карман ставшую бесполезной трубку.

Что-то стряслось в их квартире, на Котляковке. Похоже, его друг попал в беду. Руслан жив, но противный опер «не уверен, что это для него лучше…».

Хуже смерти для человека может быть только жизнь растения. Танкован похолодел. Сколько раз он с ужасом думал о тех несчастных, что прикованы неизлечимой болезнью к постели – бездвижных, беспомощных, ходящих под себя в пеленку или памперс, неспособных зачастую даже дышать самостоятельно! Он вспомнил больницу и того типа на соседней койке, которому молоденькая медсестра подмывала вонючий анус и скользкие промежности. Живой труп! Куча дерьма! Смердящая, гниющая туша, в которой давно все умерло, кроме упрямого сердца, продолжающего в насмешку над своим хозяином бестолково гонять пустую, как вода, кровь по изношенным венам.