Арабская петля - Максим Михайлов

— Ладно. Живи, урод, — хрипло выдохнул он, разжимая пальцы. — Поехали, парни, воняет здесь…

— Похоже, командир, ты теперь безработный, — меланхолично заявил, устраиваясь на заднем сиденье, Крот.

— Плевать. Чуча, трогай!

— Ага! Потрогал и охренел! — хохотнул водитель, поворачивая ключ в замке зажигания.

Мощные моторы плавно зарокотали, и через несколько секунд на тротуаре перед отелем остались лишь осевший безвольным кулем на асфальт инспектор и пытающийся растирать ему шею Стив.

— Пошел вон, долбанный ублюдок! — взвыл Мактауб отталкивая телохранителя и тут же заперхал, закашлял слишком сильно пережатым горлом.

Уносящие его обидчиков хаммеры свернули, исчезнув с глаз.

— Долбанные русские! Дикари! Варвары! Вы мне за это еще ответите! Я на вас в суд подам! Нищими оставлю! Все свои деньги отдадите, до последнего цента! — кашлял им вслед инспектор.

* * *

От тела девушки исходил пряный аромат чужих незнакомых трав, запах кружил голову, побуждая на все новые и новые постельные подвиги. Она была покорна и нежна, действительно старалась доставить ему максимально возможное удовольствие. Честно отрабатывала полученный гонорар. Эта мысль неожиданно сбила его и, вновь накатившее было возбуждение, схлынуло, уступив место самой обычной усталости. Девушка, чутко уловив перемену его настроения, чуть отодвинулась и замерла, внимательно вглядываясь в его лицо. Он тоже взглянул на нее пристально, в красноватом свете ночника ее обнаженное тело казалось совершенным, лишенным малейших изъянов, будто выточенным из темного дерева талантливым мастером, не допустившим ни единой ошибки. Такое тело должно принадлежать королеве, быть недостижимой вершиной стремлений тысяч и тысяч мужчин, а отнюдь не продаваться по весьма скромной цене любому из заполонивших эту страну иностранцев. От этого вопиющего несоответствия на миг захватило дух, а потом почему-то возникла нерациональная, необъяснимая злость на это прекрасное и вместе с тем так низко павшее существо. Этот припадок злобы был тем более глуп, что не будь эта девушка проституткой не видать бы ему никогда этих плавных мягких изгибов, так волнующих его воображение, не испытать бы радости обладания этим чудом, не видеть горящих черными звездами глаз, не касаться матовой шелковистости кожи. Стараясь справиться с собой, он нашарил валяющуюся на туалетном столике пачку сигарет, вытянул одну и, щелкнув зажигалкой, выпустил к потолку клуб горького дыма.

— Куришь?

— Нет, что ты. Я же мусульманка, у нас женщины не должны курить.

— Да ты что?! У вас такие высоконравственные женщины! Они не курят и не пьют вино, зато за деньги спят с чужими мужчинами, как последние шлюхи. Браво! Я просто восхищен женщинами Востока!

Она вздрогнула всем телом, как от пощечины и отстранилась от него еще дальше, спрятав лицо в ладонях. Неожиданно перед его мысленным взором появились маленькие, будто кукольные ладошки девчонки-снайпера, неровно обкусанные короткие ногти на пальцах… Он сосредоточенно запыхтел сигаретой, уже отчаянно жалея о только что сказанном, но, абсолютно не представляя, как теперь выходить из сложившейся ситуации.

— Ты обидел меня… — бесцветным голосом, так и не отняв закрывающих лицо ладоней, произнесла девушка. — Ты специально хотел меня унизить. Ты думаешь, что если я вынуждена продавать свое тело, то, заплатив за него, ты приобрел права и на душу и теперь можешь меня оскорблять и унижать?

Он уже ненавидел и презирал себя за сказанное, чувствуя смущение и стыд.

— Прости меня. Я не хотел обидеть тебя, просто эти слова сами сорвались с языка. На самом деле мне очень плохо и больно и я, наверное, чисто инстинктивно стараюсь причинить боль тем, кто меня окружает, чтобы и им было так же плохо, как мне.

Она приподнялась на локте и внимательно посмотрела ему в лицо, он выдержал ее взгляд.

— Да я вижу. Все действительно так, как ты говоришь. У тебя недавно произошло какое-то горе. Ты потерял кого-то из близких? Может друзей?

— Да. Ты права. Потерял. Сделал все что мог, чтобы их спасти, но они все равно погибли, видимо потому, что я мог недостаточно. И теперь я понимаю, что во всем этом была моя вина, такая, которую уже не искупить. Я был слаб и труслив, я позволил обмануть себя словами о долге, чести и выполнении приказа. Я испугался и не смог настоять на своем, а в результате погибли двое ни в чем не виновных людей, а я жив и даже получу в награду деньги. От этого мне плохо.

— Да, так бывает, когда виноваты одни, а погибают другие. Так погиб мой муж, он был учителем в школе, и его убила бомба во время авианалета. Он вел своих учеников в убежище и не успел. Он не состоял в партии Баас, не был почитателем Хусейна и совсем не умел стрелять, потому что никогда не служил в армии. Он ничем не угрожал американцам, а они все-таки убили его.

— Американцы убили твоего мужа, а ты теперь работаешь здесь в „Зеленой зоне“?

— Как видишь, — она с вызовом тряхнула головой, плеснув по плечам темными волнами длинных вьющихся крупными локонами волос. — Они убили моего мужа, а я позволяю им пользоваться моим телом, тем самым, что раньше принадлежало только ему одному. Можешь презирать меня и называть шлюхой. Только помни, что я всего лишь слабая женщина. Я не умею обращаться с оружием и ненавижу насилие, я не хочу убивать и умножать страдания, которых на земле и так достаточно. Я хочу просто жить, жить и не бояться бомбежки и ракетных ударов, не ждать каждую ночь, что ко мне ворвутся вооруженные люди и изнасилуют меня, как это уже было, когда наш город штурмовали морские пехотинцы. Я хочу, чтобы у меня были деньги, чтобы купить еду и одежду. А ведь у меня нет никакой профессии, я ничего не умею, только вести хозяйство и быть хорошей женой. И еще у меня есть это тело, то которое нравится мужчинам и за обладание которым они готовы платить.

— Я же сказал, что не хотел тебя обидеть…

— Ты сказал… — с горечью в голосе повторила она. — Ты сказал… Так скажи мне тогда кое-что еще. Ответь всего на один вопрос. Зачем вы пришли сюда? Разве мы звали вас? Разве мы хотели, чтобы вы поломали нам жизнь? Разве была бы я сейчас проституткой, если бы вы не убили моего мужа? А вы сами? Вас уже убивают. Исподтишка, из засады, в спину… Но все чаще и чаще… Разве вы сами не видите, мы не хотим, чтобы вы были здесь! Мы не хотим, чтобы чужие люди, верящие в другого бога и живущие в другой стране, указывали нам что хорошо, а что плохо и заставляли жить по своим, чуждым нам законам. И чем дольше вы здесь, тем будет хуже. Ненависть рождает ненависть. Вы слишком многих убили, чтобы это можно было забыть и простить. Душам умерших не будет покоя, пока они не отмщены, а значит, вас будут убивать. А вы в ответ будете убивать нас, не ради поиска несуществующего химического оружия, не ради нефти, или установления демократии, а тоже из мести за своих погибших и из страха перед нами, чтобы не погибнуть самим. Страх и ненависть — вот что ждет наши народы, страх и ненависть, что закроют нам глаза и иссушат душу. А человек с высохшей душой страшен, в нем нет жалости ни к себе, ни к другим. Так ответь мне, солдат, умеющий чувствовать боль, для чего тебе быть здесь? Что ты хочешь найти в нашей стране?