Боги и чудовища - Шелби Махёрин

Истина вод

Рид

До сих пор помню ту минуту, когда получил свою балисарду. После каждого турнира в честь победителей устраивали пир, чтобы поприветствовать их в рядах братства. Помимо церковнослужителей и шассеров на празднике присутствовали очень немногие. Каждый раз торжество длилось недолго. Быстро произносили речь, еще быстрее ужинали. Никаких тостов, музыки и веселья. Все было скромно. Зато на следующее утро начиналось настоящее празднество. Все королевство собиралось у собора Сан-Сесиль де Цезарин, чтобы посмотреть на церемонию посвящения. И аристократы, и бедняки одевались в лучшие наряды. Посвященные выстраивались в ряд у прохода, а у алтаря стоял Архиепископ с балисардами для новобранцев. Отполированные и сияющие клинки лежали на столе в сундучке с бархатом.

На своей церемонии я был единственным новобранцем, и на столе лежала лишь моя балисарда.

Жан-Люк стоял в конце прохода, сцепив руки за спиной. Его лицо и все тело были напряжены. Селия сидела в третьем ряду с родителями и сестрой. Она пыталась поймать мой взгляд, когда я шел по проходу, но я не смотрел на нее. Я смотрел лишь на свою балисарду. Она взывала ко мне, словно песнь сирены, и сапфир ее сиял на ярком солнечном свету.

Я повторил клятву, выученную наизусть. Мои плечи были гордо расправлены. Архиепископ тогда нарушил традицию и обнял меня, но это меня не смутило. Я был доволен. Доволен собой. Очень. А почему бы и нет? Я многие годы усердно тренировался, истекал потом и кровью, пожертвовал многим, и все ради этой минуты.

Однако, перед тем как взять балисарду, я замешкался. Всего на секунду.

В глубине души я уже тогда понимал, что этот клинок и эта жизнь сулят боль. Я понимал, что буду страдать.

И все равно я сделал тогда свой выбор.

Точно так же, как делаю его сейчас.

Я обхватил холодную металлическую чашу и наклонился, чтобы наполнить ее. Когда я опустил чашу в воду, никакой ряби не пробежало по поверхности. Казалось, вода поглощала любое движение. Нахмурившись, я попытался опустить в воду руку, чтобы всплеснуть ее, подвигать ладонью, но наткнулся на невидимую преграду. Я надавил сильнее. Ладонь зависла в волоске от поверхности. Так близко, что я чувствовал ледяной холод воды, но прикоснуться к ней не мог. Резко выдохнув, я отступил. Константин предупреждал об этом.

Я с опаской поглядел на железную чашу. Приятного будет мало.

– Стой. – Коко сжала мне локоть, когда я уже поднес чашу к губам. – Сперва Лу. Не знаю, что произойдет, когда мы выпьем, но вряд ли тогда мы сможем ей чем-то помочь.

– Не думаю, что мы вообще способны ей помочь. – И все же я опустил руку. – Мы не знаем, что воды покажут ей. Как можно сражаться с невидимым врагом?

– Я не говорю, что она не сможет сама вести собственную битву. – Коко закатила глаза и набрала воды в свою чашу. – Но она без сознания. Кто-то же должен влить воду ей в рот.

– Ой. – Несмотря на всю серьезность нашего положения, я почувствовал, как меня пробирает смех. Я поспешил помочь Коко, поднял Лу и усадил к себе на колени. – Точно.

– Запрокинь ей голову.

Я так и сделал, борясь с желанием отшвырнуть чашу, когда Коко поднесла ее к губам Лу. Она была права. Если каждый мог это сделать, значит, и Лу сможет. Я крепко держал ее. Коко осторожно и медленно открыла ей рот и влила воду.

– Аккуратно, – предостерег я ее. – Не спеши.

– Заткнись, Рид, – сказала Коко, не прерываясь.

Холодная вода коснулась языка Лу, но ничего не произошло. Коко влила еще немного. Из уголка рта Лу стекала вода. Ничего.

– Она не глотает, – сказал я.

– Сама ви… – Коко резко замолчала, когда Лу внезапно открыла глаза.

Мы уставились на нее. Коко нежно дотронулась до ее лица.

– Лу? Как ты?

Ее глаза закатились. Лу открыла рот в пронзительном крике, но не раздалось ни звука. По-прежнему царила тишина. Вода же, однако, пошла рябью, словно признала этот крик. Схватив Лу за плечи, я беспомощно смотрел, как она царапает себе лицо, рвет волосы. Словно она вырывала из себя Николину силой. Лу яростно замотала головой.

– Черт! – Я изо всех сил пытался удержать ее, но Коко вдруг оттолкнула меня назад и одним глотком осушила свою чашу.

– Скорее! – Она отбросила чашу и оперлась руками о песок. – Пей! Чем скорее прольем нашу истину, тем быстрее окунем Лу в… – Глаза Коко закатились. Она не сжалась, как Лу, но рухнула и впала в беспамятство, плюхнувшись щекой в песок. Глаза ее все так же были запавшими.

Однажды я уже видел Коко такой. Она не видела ничего и при этом видела все.

«Мужчина, близкий твоему сердцу, умрет».

Горько выругавшись, я бросил последний взгляд на Лу, обмякшую у меня в руках, и выпил залпом воду из чаши. Кажется, она была еще холоднее, чем казалась, если такое вообще возможно. Неестественно и ужасно холодная. Она обожгла мне горло и все нутро, превратившись в лед в животе, руках, ногах и даже в венах. Через пару секунд мне уже стало трудно шевелиться. Кашляя и давясь, я положил Лу на песок, и меня затрясло. Я рухнул на четвереньки, в глазах стало белеть. Странно. Я думал, что в глазах потемнеет, и…

Жжение в легких вдруг исчезло, зрение прояснилось. Я удивленно моргнул. Снова. Как-то это неправильно. Может, я мало выпил? Выпрямившись, я посмотрел на пустую чашу, потом перевел взгляд на Лу и Коко. Удивление сменилось замешательством и страхом. Они бесследно растворились в тумане. Я тут же подскочил.

– Лу? Коко?

– Я здесь! – закричала Лу с берега.

Чувствуя удивление и облегчение, я поспешил на ее голос, вглядываясь в туман и темноту.

Луна заливала все вокруг мягким серебристым светом, но мало что освещала. Свет иногда пробивался сквозь туман, то ослепляя меня, то сбивая с пути.

– Где ты? Не вижу…

Лу ухватила меня за руку и вышла вперед, широко улыбаясь. Я уставился на нее, не веря своим глазам. Ее кожа, еще недавно тусклая и бледная, теперь сияла золотом и была усеяна веснушками. Короткие и белые волосы снова стали длинными и густыми, они рассыпались по плечам шелковистыми каштановыми волнами. Я поймал прядь ее волос. Даже шрамы исчезли. Остался только один.

Я провел пальцем по шипам и розам на ее шее. Лу закрыла глаза, веки ее затрепетали. Туман вился вокруг нее, окутывая легкой