Прекрасные господа из Буа-Доре - Жорж Санд

Мэтр Ла Флеш мог бы говорить два часа в таком стиле с нестерпимой говорливостью, если бы он не был прерван с тем, чтобы спросить его, что он умеет делать.

— Все! — воскликнул негодяй. — Я могу танцевать на ногах, на руках, на голове и на спине, на канате, на жерди, на верхушке колокольни, как на острие копья, на яйцах, на бутылках, на мчащейся в галопе лошади, на мозгу, на бочке и даже на проточной воде, но это при условии, что кто-нибудь из собравшихся смог бы сидеть напротив меня на стоячей воде. Я могу петь и сочинять стихи на тридцати семи с половиной языках, если только кто-нибудь из здесь присутствующих смог бы мне ответить, не сделав ошибки, на тридцати семи с половиной языках. Я могу глотать крыс, пеньку, шпаги, огонь…

— Довольно, довольно, — сказал нетерпеливый де Бевр, — мы знаем твои четки: это те же для всех болтунов вроде тебя.

— По правде говоря, — ответил Ла Флеш, — я в этом деле большой мастер, и если ваши светлейшие милости захотят встать в очередь, я брошу жребий, чтобы знать, с кого начать, ибо судьба есть суровый дух, который не знает ни пола, ни звания собравшихся.

— Итак, бросай жребий, вот мой залог, — сказал господин де Бевр, кидая ему серебряную монету. — А вы, дочь моя?

Лориана бросила более крупную монету, маркиз — маленький золотой экю, Люсилио — медную монету и д'Альвимар — булыжник, сказав:

— Поскольку я вижу, что залоги даются прорицателю, я нахожу, что он не заслуживает ничего, кроме как быть заброшенным камнями.

— Берегитесь, — сказала ему Лориана, улыбаясь, — он предскажет вам лишь неприятности, ведь хорошо известно, что, когда предсказывают судьбу, это никогда не происходит иначе как за деньги.

— Не думайте так, судьба — это мой господин, — сказал Ла Флеш, который перемешивал фанты в подобии копилки, и который вдруг стал говорить без разглагольствований и с фатальным видом.

Он перевернул свою неописуемую шляпу, которая угрожала небу, как дерзкая башня, и надвинул ее на глаза, как мрачный враг веселья, он делал многочисленные гримасы, произнося слова, лишенные смысла, которые претендовали быть кабалистическими формулами и, отвернувшись, чтобы тайком творить свое грубое притворство, он показал свое лицо, бледное от пророческого вдохновения.

Тогда он начертил на песке большой круг невежественных некромантов со всеми знаками астрологии перекрестков, затем он положил камень в центр и бросил туда копилку, которая, разбившись, рассыпала все содержимое на различные знаки, начерченные в отделениях.

В этот момент д'Альвимар нагнулся, чтобы поднять свой камень.

— Нет, нет! — закричал цыган, бросившись с ловкостью обезьяны и ставя кончик ноги на фант д'Альвимара, не стерев ни одного из знаков, окружавших его. — Нет, мессир, вы больше не можете воспрепятствовать судьбе. Она над вами, как и надо мной!

— Разумеется, — сказала Лориана, протянув свою маленькую трость между д'Альвимаром и Ла Флеш. — Прорицатель — хозяин в этом магическом круге, и, приведя в беспорядок вашу судьбу, вы можете также расстроить и наши.

Д'Альвимар подчинился, но все заметили странное волнение, которое его охватило, однако он тут же справился с собой.

Ла Флеш начал с фанта, ближайшего к центральному камню, который звался Синай.

Это был фант Люсилио: он сделал вид, что измеряет углы, делает подсчеты и сказал в рифмованной прозе:

Человек без языка и большого сердца,

Знающий нищету, есть победитель.

— Вот видите, — тихо сказал Буа-Доре д'Альвимару, — пройдоха хорошо разгадал печальную историю нашего музыканта!

— Это не трудно, — ответил д'Альвимар с презрением. — Вот уже четверть часа как немой изъясняется с вами знаками!

— Выходит, вы совсем не верите в пророчества? — спросил Буа-Доре в то время, как Ла Флеш продолжал свои подсчеты с сосредоточенным видом, но обратив свой слух па все, что происходило вокруг него.

— А что вы сами, мессир, в это верите? — спросил д'Альвимар, прикидываясь, что он поражен серьезностью, с какой маркиз задал ему этот вопрос.

— Я? Но… да, немного, как и все!

— Никто больше не верит в эту ерунду.

— Разумеется, а вот я, например, очень в это верю, — сказала Лориана. — Чародей, прошу тебя, если моя судьбы плохая, позволь мне немного сомневаться или найти в науке средство ее предотвратить.

— Знаменитая королева сердец, — ответил Ла Флеш, — повинуюсь вашим приказам. Вам угрожает большая опасность, да, только в течение трех дней, начиная с этого момента.

Не отдавайте никому вашего сердца,

От дьявола будет победитель!

— Но умеешь ли ты подбирать другие рифмы? — крикнул ему д'Альвимар. — Твой словарь небогат!

— Не так богат, как хочется, мессир, — ответил цыган, — однако есть люди, которые хотят так сильно, что они все сделают ради богатства, рискуя топором и веревкой!

— Это в судьбе этого дворянина ты прочитал подобные вещи? — спросила Лориана, пораженная предостережением предсказателя.

— Возможно, — сказал с непринужденностью господин д'Альвимар, — неизвестно, что может произойти!

— Но возможно знать это! — воскликнул Ла Флеш. — Посмотрим, кто хочет это знать?

— Никто, — сказал маркиз, — никто, если есть что-либо неприятное в будущем кого-либо из нас.

— Вы и вправду верите, сосед, — сказал де Бевр, который не верил абсолютно ничему. — Вы так надменно держитесь со всеми этими фиглярами, которые хотят рассказать вам будущее!

— Как вам угодно, — ответил Буа-Доре. — Десять раз то, что мне предсказывали, сбывалось.

— Как хотите вы, — спросил его д'Альвимар, — чтобы какой-нибудь идиот или невежда, подобный этому, проник в будущее, секрет которого знает один Бог?

— Я не верю в знание дела исполнителем, — ответил маркиз, — если это не из-за того, что, через состояние, он умеет подсчитывать числа и что эти числа есть для него, как буквы книги, с которыми подлинная фатальность чисел облекается в слова и фразы.

Де Бевр посмеялся над маркизом и требовал от предсказателя говорить все.

Недоверчивость д'Альвимара была притворной, он верил, что повсюду, где есть колдовство, действует дьявол, и он обещал порекомендовать Ла Флеша господину Пулену, чтобы он разоблачил его при случае и засадил в тюрьму. Но вопреки своей воле он был весьма поглощен беспокойством, что прочтут «книгу» его судьбы, и он, к тому же, был вынужден изображать из себя вольнодумца перед мадам де Бевр.

Ла Флеш не доверял испанцу. Он знал, что он не рискует ничем с людьми, которые ни во что не верят, это не те, которые разоблачают или обвиняют искателей подземных родников, и он был слишком проницателен, чтобы не понять, что, пытаясь вернуть свой фант, д'Альвимар хотел избежать разоблачений.