Опаловый соблазн - Рене Бернард

— Сколько времени… я здесь?

— Не так уж долго! — ответил ему от двери Роуэн. — Всего несколько минут после того, как мы принесли тебя наверх. Отдыхай, Дариус. Миссис Эванс варит лекаре от кашля, и как только оно будет готово, мы подумаем о том, как усадить тебя, чтобы тебе стало полегче.

— Я в порядке. — Дариус сел на край кровати.

— Разумеется, — кивнул Роуэн. — Тогда, может, сбегаешь наверх в кабинет глотнуть бренди?

— Ты… задира. — Не в силах сдержать кашель Дариус сморщился от ощущения, что у него разрываются легкие, а когда он откашлялся, Гейл дала ему чистую тряпку и забрала у него запачканную.

— Почему все мои друзья настаивают, будто они в порядке, когда это не так? — спокойным легким тоном произнес Роуэн, в то время как молча согласился с мнение жены о кроваво-черном следе на белом хлопке и сделал ей знак поторопить миссис Эванс. — Это отсутствие веры в мои способности? Или нежелание признать себя смертным?

— И то, и другое, — улыбнулся Дариус. — У нас еще есть… чем заняться.

— То же самое сказал и Майкл. Но я вытащил из его лица деревянные щепки и все-таки восстановил его красоту. — Роуэн подошел и остановился у кровати. — Мы соскучились по тебе. Я знаю, Эдинбург стал для тебе домом, и Эйш уверен в твоей дружбе и не жалуется на твое долгое отсутствие.

— У него теперь есть… Кэролайн. Но я… всегда рядом с ним. — Дариус покачал головой. — Мне нужно… рассказать остальным… что я обнаружил. Это не только Восточная Индия… и не то, что мы думали.

Роуэн поднял руку, чтобы остановить его, но Дариус уже был наказан за свои усилия. Его тело согнулось пополам, борясь за глоток воздуха, а комната снова закружилась.

— Гейл! — деловым тоном окликнул жену Роуэн, полностью перевоплотившись в медика.

— Я здесь, — отозвалась она, уже выйдя за дверь, чтобы через Картера поторопить кухарку насчет лекарства.

— Забудь о жалости. Открой окна, и давай впустим сюда немного холодного воздуха. — Роуэн наклонился и рукой обхватил Дариуса за спину и плечи. — Веришь или нет, Торн, но я хочу, чтобы ты пошел и сел в это кресло у окна. Снаружи холодно и идет снег, и это именно то, на что мы надеемся.

— Ты что… собираешься… убить меня? — поддразнил его Дариус.

— Вполне мог бы, — подмигнул ему Роуэн.

Дариусу не хватало воздуха для ответа, и он молча, без возражений согласился. Собрав все силы, чтобы дойти, он опирался на Роуэна, пока они не добрались до стоявшего у окна мягкого кресла для чтения.

— У меня особый подход к использованию температуры, и есть несколько интересных работ, подтверждающих мою теорию, — так что тебе повезло, Дариус Торн. Ты дал мне возможность проверить некоторые догадки. — Достав стетоскоп, Роуэн прижал холодный металлический диск к спине Дариуса. — Разговор о сокровищах может подождать до завтра. По общему мнению, пожар сегодня вечером устроил Шакал, и, вероятно, на какое-то время он оставит свои проделки, так что у нас масса времени, чтобы тщательно все обсудить. — Замолчав, он вслушивался, а затем передвинул диск прямо на голую кожу Дариуса и, наклонившись, сосредоточился.

Дариус покачал головой, но ничего не сказал. Он пообещал Елене вернуться как можно скорее и не хотел задерживаться в Лондоне даже на час. Он позволит Роуэну ворчать и применять любое лечение, которое тот считает необходимым, даже отдохнет день или два. Однако как только сможет встать и идти без того, чтобы комната наклонялась, одерживая над ним победу, он отправите в обратный путь.

— Теперь до конца ночи все будет спокойно. — Роуэн выпрямился и засунул стетоскоп в большой карман куртки.

В этот момент в парадной снова зазвонил колокольчик, и Дариус почти вздохнул при виде комичного выражения удивления на лице друга.

Роуэн извинился, а Дариус, закрыв глаза, прислушивался к любым звукам внизу, свидетельствовавшим о неприятностях.

Холодный воздух приятно касался его лица и значительно облегчат боль в груди, позволяя Дариусу делать пусть и поверхностные вздохи, но без того, чтобы задыхаться и кашлять.

Вошла Гейл и, постелив на подоконник фланель, поставила на нее тяжелую фарфоровую чашу с горячей водой, от которой поднимался пар.

— Ну вот, следите, чтобы она не упала, и старайтесь как можно глубже вдыхать этот пар.

Даже сквозь устоявшийся запах копоти и пепла Дариус различил запахи мяты и аниса, плывущие от поверхности воды, и еще несколько других, которые не мог определить.

— Как прикажете. — Он послушно наклонился вперед, и зимний ветерок донес лечебную смесь ароматов домашних снадобий. — Это было… письмо?

— Не совсем письмо. Джозайя послал своего ночного сторожа, мистера Крида, за лекарством, но на него вечером напали, и мы уложили его в постель внизу, где Роуэн присматривает за ним. — В фиалковых глазах Гейл отражался страх. — В записке мистера Хастингса говорится, что больше никто не пострадал и что они в безопасности. И все же, возможно, «Отшельникам» следует подумать об изменении тактики?

— Согласен, — кивнул Дариус. — Можно мне… перо и бумагу?

— Конечно. — Гейл пошла за переносной конторкой для письма, стоявшей на столе. — Вот.

— Спасибо. — Взяв у нее стойку, Дариус на мгновение восхитился ее мозаичной поверхностью и хитро спрятанными ящичками. — Не бойтесь, миссис Уэст. Все это разрешится… достаточно скоро. А потом мы все заживем по-настоящему спокойной жизнью и однажды пожалеем, что с нами больше не случается ничего захватывающего.

— Это только мечта. Я даже не думала, что когда-нибудь буду стремиться к скуке, но в данном случае, полагаю, вы правы. — Гейл достала из кармана небольшой флакон. — Вы должны это выпить.

— Мне… нельзя… заснуть.

— Тогда выпейте это, — твердо сказала Гейл. — И я оставлю вас с вашим письмом.

Дариус улыбнулся, не в состоянии больше разговаривать без того, чтобы глотнуть воздуха. Сироп был сладкий, с ароматом перечной мяты, и Дариус не почувствовал в нем ни капли снотворного. Но все равно в холодной жидкости было что-то успокаивающее и облегчающее боль в горле. Он отдал Гейл пустой флакон и, достав бумагу, установил конторку. Гейл осторожно перемешала лечебную воду в большой чаше и оставила Дариуса отдыхать.

Дариус начал записывать все, что, как он надеялся, будет важно для друзей, и как мог ясно излагал свою теорию о том, что они столкнулись с более сложной головоломкой. Он писал, пока у него от напряжения не начала дрожать рука, а слова не стали расплываться на странице.

И в конце концов изнеможение окутало его темнотой.

Для Изабель его отсутствие оказалось очень заметным. Почти две прошедшие недели безумно медленно тянущегося времени испытали ее характер во всех отношениях. Тишина дома, хотя время от времени и прерываемая живым обменом любезностями в кухне между миссис Макфедден и мистером Макквином, была удушающей. Одиночество усиливало страхи, но даже самая рациональная часть ее мозга признавала, что что-то изменилось.