Ведьмина доля - Дарья Гущина

— Все на кухню, — скомандовала я и посмотрела в глазок. Темно. Лампочки перегорели, что ли… — Кто там?

Ответом — очередная длинная трель. Ладно… Я быстро распахнула дверь и снова не поверила своим глазам. На пороге, шатаясь, стоял Гоша, не похожий сам на себя. Все те же подранные «скорпионами» джинсы и кожаная куртка, но лицо — белое как мел, кожа тонкая, пергаментом обтянувшая резкие скулы, щеки ввалившиеся, глаза закрытые. Именно закрытые, как во сне. Ладонь на звонке. И сам он стал… меньше, так ежился, сутулился и сжимался.

— Гош?.. — окликнула осторожно.

Он опять не ответил. Пошатнулся, ища плечом опору, и рухнул в дверной проем. Я едва успела отскочить и подстелить ему воздушную «подушку».

— Это шо ж с ним, э? — Жорик присел рядом на корточки. — Это кто таков?

— Летун твой… прилетел. Помоги-ка.

Мы сообща перевернули наблюдателя на спину. Кирюша закрыл входную дверь и встал на стреме. Зойка выглянула из комнаты и с любопытством присела на корточки.

— Жор, снимай с него куртку.

Я проверила пульс. Зашкаливает. Руки ледяные и лихорадочно дрожат. Я нахмурилась. Знакомые симптомы. Но не для человека. Впрочем, он мог и отравиться… Но — стена, которой раньше не было?.. Я оттянула наблюдательское веко и выругалась про себя. Серую радужку и зрачок затопил туман. Опять туман.

— Ой, б… — призрак вспомнил, с чего началось изучение русского языка.

— Жор, за языком следи.

— Я нэ, я всё… А шо ты робиш?

Я не ответила, сосредоточившись на деле. Задрала на Гоше майку и села на него верхом, ощупывая грудную клетку. Где ты, зараза, прячешься?..

— Уля, не при детях же!..

— Жор, не лезь под руку!

— Дивчина, закрой глазки, мала еще…

В солнечном сплетении нащупался пульсирующий комок. Я осторожно надавила, и наблюдатель конвульсивно дернулся. Я уплотнила воздух, прижимая к полу его руки и ноги, и предупредила:

— Уши зажмите. Орать будет.

— Ты такое уже делала? — Зойка и не думала слушаться.

— Да. С нечистью, — которая ловит дар. И силу. И… — Жор… займись!

Призрак послушно зажал девочке уши, и я сильно надавила на солнечное сплетение, пропуская через ладони горячий воздух, расплавляя и разжижая тугой сгусток. Наблюдатель, на удивление, не орал, а сипло матерился. Комок смягчился, расплылся тонкой желейной лепешкой, и в теплом коридоре враз стало сыро и гнилостно, как в заброшенном погребе. И Гоша некстати очнулся. Приподнял голову и уставился на меня безумным взглядом.

— Терпи-терпи, — ободряюще улыбнулась. — Еще чуть-чуть…

И сильнее нажала на сгусток, пропуская через него новую порцию воздуха. Наблюдатель закатил глаза и захрипел. Из кожных пор тонкими курящимися ручейками начал сочиться туман.

— Жор, принеси из ванной косметичку!

— Яку?

— Красную.

— Дитё, ушки закрой.

Зойка и не думала закрываться. Жадно следила за каждым моим движением, подавшись вперед.

Я сдула с глаз завитки волос и уплотнила воздух вокруг Гоши, собирая туман в сферу. Ручейки недовольно дергались, метались, стучась о «клетку», переплетались друг с другом.

— Вот. А шо там надо?

— Нашатырь. И йод.

— А зелья? — удивился Жорик, доставая бутыльки.

— Это не смертельно. Уже — нет.

Туман иссяк. Я на всякий случай ощупала шею, грудь, плечи и живот нежданного гостя, но других сгустков не было. И пульс замедлился, и глаза стали нормальными, человеческими — черная точка зрачка, темно-серая радужка и красные пятна лопнувших сосудов. Я нарисовала на тяжело вздымающейся наблюдательской груди йодовую сетку, прижгла кровоточащие царапины и сунула ему под нос ватку с нашатырем. Срочно в чувство… проверить одну догадку — случайную, безумную, но… возможную.

Гоша оглушительно чихнул, дернулся, стукнувшись затылком об пол, и открыл глаза.

— Всё, — я размяла кисти рук, — подъем.

— У-ульяна? — он шумно выдохнул и вцепился в мои ноги. — А где я? И что тут?.. — сел, осознал позу, уставился на меня и пробормотал: — О, чем дело пахнет…

Полез целоваться и получил по физиономии.

— В себя пришел, наблюдатель хренов! Вломился без приглашения — так хоть веди себя прилично!

Гоша моргнул и очумело огляделся:

— А я что, у тебя? А как я здесь?.. — и запнулся. Но не отцепился.

— Что последнее ты помнишь? — я постаралась смягчить тон.

— Ничего…

— Что значит, «ничего»? — гипнозом владею ужасно, но попробовать можно. Я настойчиво посмотрела в воспаленные глаза: — «Скорпионов» помнишь? А мумию?

— Это… да, — наблюдатель зачарованно смотрел на меня, не моргая.

— А потом? Куда пошел?

— К машине.

— Дальше?

— Не помню.

— Ладно. Посмотри на меня. Ничего не замечаешь? Видишь что-нибудь новое, чего раньше не видел?

— Брови, что ли, выщипала? — Гоша начал приходить в себя.

Да, провал…

— Будь серьезнее! Смотри внимательно и говори, что не так!

— Глаза разные, — заметил удивленно.

— А еще?

— А почему?

— Еще что-то видишь? — я не отставала. — Закрой глаза и смотри.

— Как? — он иронично поднял брови.

— Молча. Делай, что говорят! — я начала сердиться.

Наблюдатель зажмурился.

— Вокруг тебя воздух… рябью. И светится… справа. А слева — темное пятно. Всё, вроде.

Я взяла его левую руку и пережала вену на локтевом сгибе.

— Задержи дыхание. Раз, два…

Ослепительное Пламя рассыпалось белыми искрами. Жорик неоригинально повторился русским и общеизвестным. Зойка ахнула. Я устало отпустила наблюдательскую руку. Что и требовалось доказать. Время, как сказал Кыс, — это водоворот, и сейчас на моих глазах оживает то, что спало в старых руслах тысячелетиями.

— Уля, — голос Жорика дрогнул, — это ж нонсенс! У мужчин нет «углей»! И Пламени быть не может!

— Я в курсе, — отозвалась мрачно и попыталась сползти с наблюдателя, но он вцепился в меня мертвой хваткой и как рявкнет:

— Что все это значит, ведьма? Что ты со мной сделала?

— Руки убери! — рявкнула в ответ и снова попыталась смягчить тон: — Ничего опасного я не делала. Только убрала излишек силы. Ты подцепил чужой «уголь». И в твоих интересах попытаться вспомнить, что еще случилось. Я тебя просмотреть через воздух не могу — ты закрыт стеной. Так что иди… в душ, очухивайся и вспоминай. А потом приходи на кухню, если силы остались. Сказку расскажу. А сейчас… отпусти. Не то опять схлопочешь.