Белый царь - Иван Грозный. Книга 1 - Александр Тамоников

– Приболел он. Давеча заходил к детям. Видно было, что страдает. Государь пробыл в детской недолго, не садился на лавку, не брал на руки Ивана. Он постоял, посмотрел на сыновей, перекрестил их и ушел, припадая на левую ногу. Видно было, как тяжело дается ему ходьба.

– Ты ничего не спросил у государя?

– Как, Митя? Коли сам не говорит, допытываться негоже. Не по чину.

– В Озерецкой великий князь не единожды звал к себе местную знахарку, – проговорил Дмитрий. – Я как-то остановил ее во дворе, порасспросил о здоровье государя. Бабка сказала, что болячка у него выскочила да простуду князь подхватил.

– Так это ерунда, – сказал Григорий. – Эка невидаль, болячка какая-то. На посаде таких болезных не счесть. Есть и те, у кого все тело язвами покрыто. На реку ходят, грязью, глиной мажутся. Живут, работают, детей рожают. А простуда как пришла, так и уйдет, тем более что знахарка государя смотрела и дала какое-то снадобье. Знахари знают толк в болезнях. Уйдет хворь и от государя.

– Так и должно быть, – сказал Дмитрий. – Но меня обеспокоило поведение бабки Глафиры. Она была встревожена, вышла из дома и чуть не бегом подалась к своей избе.

– Чего же она могла испугаться? – спросил Федор.

– Думаю, бабка не поняла, какая хворь поразила государя, или же по болячке узнала нечто тайное, никому не ведомое.

– Не зря люди говорят, что у страха глаза велики, – подал голос Григорий.

– Может, и так, Гриша. Дай Бог, чтобы я ошибался, но душе не прикажешь, а на ней беспокойно. Очень уж неожиданно заболел великий князь. Слишком уж быстро хворь действует на него.

Федор внимательно посмотрел на товарища.

– На что ты намекаешь, Митя?

– Эх, Федя, на что я могу намекать? Многие вельможи, с виду здоровые и крепкие, умерли в самом расцвете сил от непонятных болезней. Ничто не предвещало их скорой кончины.

– Так и простой народ помирает, не дожив и до сорока годов. Но их смерть никому не кажется странной. Надо всегда помнить, что все мы под Богом ходим. Только Господу ведомо, кому какой срок отведен на земле. Надо молиться за здоровье великого князя. Но коли пришел его час предстать пред Богом, значит, так тому и быть.

– Государь поправится, – уверенно заявил Григорий. – Вот увидите, поболеет и встанет. Ему бы сейчас не по селам ездить, не на пирах сидеть, а лежать в своих кремлевских покоях или в Коломенском под присмотром лекарей. А он все об охоте печется. Я знаю, что охота пуще неволи, но коль захворал, то лечиться надобно.

– Это, Гриша, не нам решать!

– Знамо дело, но, по-моему, особо беспокоиться не следует. Было бы все совсем плохо, то государь не думал бы об охоте. Хочется ли нам развлекаться, когда хворь за горло схватит? Вот то-то!

– А ты, Дмитрий, не спрашивал у бабки Глафиры, не заразна ли болезнь государя, можно ли ему видеться с детьми?

– Спрашивал. Знахарка ответила, что не надо бы государю пока навещать детей. Но разве кто-то может ему запретить нянчиться с сыновьями?

– А надо, если болезнь заразная.

– Что ты предлагаешь?

– Ты начальник особой стражи, Дмитрий, на тебе главная ответственность за жизнь и здоровье наследника престола. Ты должен поговорить с великим князем и попросить его покуда не навещать детей.

– А ты пойдешь со мной к государю, Федор?

Колычев ответил твердо, не задумываясь:

– Если надо, пойду.

– Добро. Иного ответа я и не ждал, но поговорю с государем сам. Нечего к нему гуртом ходить.

Но Дмитрий Ургин не смог тайно побеседовать с великим князем. Да вскоре и надобность в этом отпала.

Утром в понедельник, 4 октября, великий князь, превозмогая боль, сидел за столом в спальных покоях. Елена все время находилась рядом. Она просила мужа вызвать из Москвы лекарей. Василий же не торопился, тем самым лишь усугубляя свое положение.

Во вторник ему полегчало. Боль отступила, и дело вроде пошло на поправку. Погода стояла хорошая. Великий князь послал гонца не за лекарями, а за своими ловчими Наговым, Дятловым и Бобрищем-Пушкиным. Сам же отправился в село Колпь, на охоту.

По дороге боль с новой силой охватила великого князя. Он страдал, и охота закончилась быстро. Василий не мог держаться в седле и вернулся в Колпь.

Вечером силы покинули Василия. Он не смог сидеть за столом и завалился на лавку. Слуги отнесли его в покои и уложили в постель. Стол с тех пор ему не накрывали, подавали еду в постель, но ел он немного.

Только тогда великий князь внял советам супруги и близких людей. Он распорядился позвать немецких медиков Николая Люева и Феофила, а до их приезда пользовался снадобьем, полученным от знахарки Глафиры. Болячка начала краснеть, все больше напоминала прыщ. В ней появился гной.

Лекари приехали скоро. Две недели они пользовали великого князя в Колпи, но лечение не помогало. Тогда Василий решил переехать в Волоколамск, но не смог сесть на коня, и его несли на носилках.

Великий князь кое-как добрался до Волоколамска. Состояние его ухудшалось с каждым днем. Гноя из болячки выходило мало. Рана стала такой, будто в нее воткнули крупную иглу, не увеличивалась, но и не уменьшалась.

Лекари стали прикладывать к ней мазь, приготовленную по особому рецепту, и из раны пошел гной. Боль стала невыносимой. Она лишь изредка отпускала тело великого князя, истерзанное неведомой хворью. У Василия пропал аппетит, он перестал есть.

Великий князь уже понимал, что близок его последний час. Он тайно отправил в Москву гонцов за духовными грамотами деда и отца своего, запретив им говорить об этом кому бы то ни было. Проведав о болезни государя, в Волоколамск съехались многие знатные персоны. Прибыл из Дмитрова и Юрий Иванович, но великий князь отправил брата в его вотчину.

В ночь с пятницы на субботу вновь было знамение. С неба вдруг пролился звездный дождь. Даже самые ветхие старцы не помнили ничего подобного.

В ту же субботу Василий приказал принести духовные грамоты и созвать совет. В Волоколамск из Москвы по великокняжескому велению прибыли старец Мисаил Сукин и боярин Михаил Юрьевич. Они тотчас были допущены к Василию.

Великий князь пожелал постричься в иноческий сан. Он наказал старцу, чтобы тот приготовил для него монашеское платье, и велел в нем и положить себя в гроб. Василий дал такой завет Ивану Шигоне и дьяку Меньшому Путятину.

Василий решил ехать из Волоколамска в Иосифов монастырь и прибыл туда рано утром. После молитвы он вышел из храма и прилег прямо на церковной паперти. Слуги отнесли его в келью.

Великий князь переночевал в монастыре и велел отправляться на Москву. Но он желал попасть в город незаметно. Решено было въехать в столицу со стороны Нового монастыря. Но лед на реке был некрепким, и Василий повелел наводить мост.