ОГПУ против РОВС. Тайная война в Париже. 1924-1939 гг. - Армен Гаспарян

Адресат письма говорит о многом. Даже наивный Миллер должен был понимать, что Абрамов, бывший ближайшим другом Шатилова, немедленно передаст ему содержание письма. Значит, была надежда, что тот обидеться и перестанет вмешиваться в работу Русского общевоинского союза. А его председателю только это и нужно было. Тем более он уже принял решение: в дальнейшем заменить Шатилова командиров марковцев генералом Пешней, о чем и сообщил представителям Франко и Савину.

Это решение лично я расцениваю как феерическую глупость. То есть Миллер решил заменить одного «линейца» на другого. Или он рассчитывал, что Пешня настолько возгордится оказанным ему высоким доверием, что забудет о своей многолетней дружбе с тем же Скоблиным?

* * *

Пешня и Савин энергично взялись за дело, не забывая информировать обо всех деталях своих соратников по «Внутренней линии». В этом деле им активно помогал адъютант Скоблина капитан Григуль, который лично и формировал группы добровольцев по восемь человек для отправки на битву с испанскими коммунистами.

Первыми уезжали корниловцы. Провожая их на вокзале, Николай Владимирович тщательно инструктировал старшего группы капитана Белина: отдельного купе не занимать, сидеть порознь, поддерживать между собой зрительную связь и ничем не привлекать внимания полиции. У Скоблина были серьезные основания для опасений. Накануне полиция задержала группу молодых французов, которые отправлялись на помощь Франко.

Проводив корниловцев, их начальник немедленно отправил телеграмму французу Барреру, который выступал посредником в переправке русских добровольцев. Поскольку он был владельцем консервной фабрики, текст донесения был вполне безобидным: «Восемь ящиков консервов получены».

Баррер тут же заказал номера в скромном отеле, где приехавшие корниловцы могли пообедать и переночевать. Хозяйка пансиона, настроенная яро антикоммунистически, встретила ветеранов борьбы с ними, как своих близких друзей. К вечеру пришла и «консервная душа», как назвал кто-то из добровольцев Баррера. Познакомившись со всеми, он рассказал им дальнейший маршрут: нелегальный переход границы в условленном месте, где их встретит представитель Франко и поможет со скорейшей отправкой на фронт.

Таким образом, удалось пополнить испанскую армию 32 опытными бойцами. Все испортили русские газеты в Париже, в которых стали частенько появляться письма добровольцев из Испании. Превзошел всех журнал «Часовой», начавший публиковать статьи некого Белгородского, который в одиночку добрался до частей Франко. Однако такого человека никто в русской эмиграции не знал. Но и сохранить инкогнито ему не долго удавалось. Кто-то очень быстро определил: Белгородский — это генерал Шинкаренко, прославившийся стихами памяти барона Врангеля. Обсуждение его рассказов из жизни испанских борцов с коммунизмом привлекло внимание французских властей к проблеме нелегальных переходов границы. Было усилено наблюдение, и пятая группа, возглавляемая капитаном Максимовичем, была задержана полицией. После провала, отправки добровольцев из чинов Русского общевоинского союза были прекращены.

Таким образом, последним русским в рядах армии Франко можно считать генерала Фока, одного из участников легендарного «дела маршалов». В бою под Кинто, влюбленный в свою профессию, он командовал артиллерией в одном из отрядов. Красные одержали верх, франкисты дрогнули и побежали. В качестве трофея победителям достался чемодан Фока, в котором были письма и документы, свидетельствовавшие о полном разрыве с генералом Миллером. Доставленные в Москву, эти бумаги были использованы советской печатью для пропаганды против «оголтелой белогвардейщины»: «При генерале Кутепове Русский Обще-Воинский Союз представлял собой крупнейшую в эмиграции военную, национальную организацию, сильную духом, непримиримую к большевикам и богатую денежными средствами. Теперь же нет действительной помощи больным, увечным, нетрудоспособным и старикам, что же касается профессиональных военных знаний, то эта широкая работа проводится помимо Вас, и началась она инициативой Великого Князя Николая Николаевича и генерала Головина, под общим руководством которого и ведется.

Что Вы — человек, по своей психологии чуждый борьбе, учитывал и генерал Кутепов, который, считая Вас своим заместителем, как старшего из чинов, на время своих отлучек, приказ о Вашем заместительстве по Русскому Обще-Воинскому Союзу на случай оставления им поста Председателя Союза не отдавал. Мне, как и Вам, достоверно известно лицо, предназначавшееся генералом Кутеповым в его заместители, но которое упорно отказывалось (речь, вероятно, идет о генерале Абрамове. — А.Г.). Вступив в исполнение обязанностей председателя РОВС по чисто формальным основаниям, в трагические минуты исчезновения генерала Кутепова, Вы не могли не чувствовать своего несоответствия занимаемому посту председателя активно-боевой организации — наследницы белой борьбы.

Я считаю, дабы сохранить Русский Обще-Воинский Союз от окончательного развала и вернуть его к исполнению основной задачи — к активной борьбе с большевиками, что Вам надо уйти от занимаемого Вами поста и найти способ передать его в более сильные руки лица волевого, твердого, правильно понимающего обстановку и широкие национальные задачи в борьбе с большевиками».

Спустя несколько недель, в своем последнем бою, генерал Фок, израсходовав все боеприпасы, застрелился. Каудильо Франко не забыл подвига лейтенанта «Терсио Донна Мария де Молина», наградив его посмертно высшей испанской боевой наградой.

* * *

А в Русском общевоинском союзе продолжали происходить странные вещи. Казалось бы, начальник II отдела генерал фон Лампе, подчиняющийся непосредственно Евгению Карловичу Миллеру, должен был бы у него узнавать обо всех новостях жизни организации. Однако нужды в этом никакой не испытывал. «Актер», как называли его за глаза, памятуя о съемках в немецких фильмах, все узнавал от своих соратников из «Внутренней линии». Больше того, узнавал и понимал суть проблемы раньше, чем о ней успевали задуматься в Париже. К примеру, в письме к начальнику канцелярии РОВС генералу Кусонскому он осведомлялся 14 февраля 1937 года: «Я узнал о «моральном разрыве» между Миллером и Скоблиным. В чем дело и что верно в этом? Если бы не было дела Туркула, то это не имело бы значения».

Кусонскому даже не было нужды справляться у Евгения Карловича, что послужило причиной охлаждения отношений с корниловским генералом. Он прекрасно был осведомлен обо всем благодаря хорошим отношениям с Шатиловым. Догадываясь, что фон Лампе задает ему вопросы явно не из праздного любопытства, он почти честно отвечает спустя четыре дня: «“Морального разрыва” еще нет, но уже можно заметить некоторый отрыв, и Скоблин не доволен Миллером потому, что последний не продвигает его вперед, на что он рассчитывал, зная о неспособности Витковского. Скоблин готов войти в блок с Туркулом, хотя в свое время был резко враждебен к действиям последнего и отлично видел, что из авантюры Туркула ничего не выйдет».

Я не случайно указал, что это почти честный ответ. Кусонс- кий не написал самой малости: все шаги Скоблина осуществлялись только после консультаций и одобрений Шатилова. Но об этом он мог фон Лампе и не говорить. Генерал и сам прекрасно знал цели «Внутренней линии»: нейтрализовать Витковского и Эрдели, чтобы, наконец-то уже, отправить в давно заслуженную им отставку Миллера. Что касается Туркула, то он фигурирует в этой переписке во многом условно. Во-первых, выход главного дроздовца из Русского общевоинского союза был неприятным, но не фатальным. Его всегда можно было уговорить вернуться, как только Шатилов возглавит организацию. А во-вторых, Туркул все еще сохранял дружеские отношения со Скоблиным. Их частенько видели вместе, ведь выполняя задание «Внутренней линии», Николаю Владимировичу было необходимо узнать, что происходило в организации Туркула. Ведь внедренный туда капитан Ларионов все больше статьи писал в газеты и о реальных планах генерала ничего сказать не мог. А пускать на самотек организацию главного дроздовца было нельзя.