Я заплатил Гитлеру. Исповедь немецкого магната. 1939-1945 - Фриц Тиссен

С целлюлозными тканями дело обстоит иначе. Министерство химической промышленности убедило Геринга в том, что химики могут все; например, создан волокнистый материал, которому сумели придать вид овечьей шерсти. Правда, у этой псевдошерсти имеются два дефекта. Во-первых, непрочность и неоднородность, и поэтому, какой бы низкой ни была цена, продукт слишком дорог. И главное, псевдошерсть не греет. Волосок овечьей шерсти, как любой другой, представляет собой трубочку. Вероятно, главным образом именно благодаря такому строению шерсть – плохой проводник тепла. Несмотря на всю свою ловкость, химики концерна «И. Г. Фарбениндустри» еще не научились протыкать отверстия в волокнах целлюлозы. Тем не менее по всей Германии построены большие фабрики для переработки древесных стволов в шерсть. Древесину приходится импортировать, но, похоже, никого это не заботит. Геринг заявляет, что так дешевле, чем импортировать шерсть. В начале нацистского правления я привлек внимание к тому факту, что неразумно одевать всех в форменную одежду. Это увеличило неоправданные потребности в шерсти. Сейчас даже в армейском обмундировании велико процентное содержание искусственной шерсти. Зимой 1937 года в моем родном Мюльхайме невозможно было найти шерстяное белье для работающего населения. Чтобы воплотить на практике идеи химиков, режим, не колеблясь, разрушил всю швейную промышленность Германии.

Во всем проступает непоследовательность. «Объединенные сталелитейные заводы» построили большой газификационный завод для производства искусственного газа из угля. Строительство закончилось, и завод уже должен был давать продукцию. Мы ожидали поздравлений от Геринга. Ничего подобного! Нам вдруг приказали преобразовать завод: предприятие, построенное для газификации угля, предстояло приспособить к ректификации сырой нефти. Причина этого интересна сама по себе. Только что обнаружили новое месторождение нефти с запасами, превышающими все предыдущие результаты бурения в Германии. На этом основании берлинские чиновники вообразили, что новые нефтяные месторождения сравнимы с техасскими нефтяными промыслами! Именно поэтому Геринг неожиданно пожелал преобразовать наш завод, приведя совершенно типичные для него доводы. Когда-то он сказал: «В нашей стране есть нефть; мы должны искать, и мы найдем». И как только обнаружилось весьма средненькое месторождение, его воображение тут же нарисовало великолепную картину, как неограниченные запасы нефти потоком льются из немецкой почвы.

То же самое произошло и с производством синтетического бензина. Геринг решил, что выработку следует повысить до пяти миллионов тонн. Было заявлено, что в этом случае с деньгами проблем не будет; правительство предоставит все необходимые кредиты. Фактически, требовалось построить новые заводы и расширить старые. Несомненно, чиновники были правы, но для получения одной тонны газа требуется десять тонн угля. Соответственно, пришлось бы увеличить добычу угля в шахтах. Однако в Берлине так далеко не загадывали.

Геринг – человек военный. Он полагает, что достаточно приказать промышленности, и все будет исполнено. Если промышленники объявляют, что выполнить приказ невозможно, их обвиняют в саботаже. Скоро Германия ничем не будет отличаться от большевистской России; руководителей предприятий, которые не выполняют предписанные «планом» задания, станут обвинять в предательстве немецкого народа и расстреливать.

«Объединенные сталелитейные заводы» владеют маленькой верфью в Эмдене. Однажды Гитлер приказал преобразовать верфь в большой судостроительный завод. Мы ответили, что не имеем необходимых средств, и сразу же получили двадцать четыре миллиона марок. Это случилось за два года до войны. Гитлер вдруг решил строить крупный военный флот.

В общем и целом достижения нацистов представляют собой мешанину экономических нелепостей. В течение семи лет мне приходилось бороться со всеми этими невежественными и некомпетентными людьми. Объяснять им глупость их проектов или доказывать несостоятельность их специфических доводов – пустая трата времени. В реальности нацистский режим разрушил немецкую промышленность. Все вышеупомянутые эксперименты с искусственными продуктами потеряют смысл, как только восстановится международная торговля. Тогда Германия останется с огромными заводами, поглотившими миллиарды марок, и единственный выход: передать их фирмам, занимающимся сносом. Отрасли промышленности, которым не хватает денег на то, чтобы идти в ногу с техническим прогрессом и вовремя модернизировать оборудование, попадают в невыгодное положение и не могут конкурировать с заграницей, особенно с Америкой.

Здесь я не пытался описать теорию нацистской экономической системы. Было бы правдивее сказать, что у нацистов нет никакой экономической системы. В своем стремлении в рекордные сроки нарастить огромную военную силу, чтобы напасть на весь мир и избежать банкротства, они прибегали – в экономике, как и в большинстве других областей, – к любым уловкам, что приходили им в голову. Они намеренно жертвовали экономикой мирного времени в угоду военному производству. Огромной проблемой послевоенной немецкой промышленности станет переадаптация к нормальному производству, дабы вновь обрести способность к экспорту и снабжению рабочих. Если сделать это не удастся, то в Германии будет не шесть-семь миллионов безработных, как во время прихода нацизма к власти, а пятнадцать.

Все деяния Адольфа Гитлера пропагандистские. Национал-социалистическая Германия создала совершенно новые методы пропаганды и использует их с огромной эффективностью, основываясь на глубоком знании психологии масс. Однако же Гитлер презирает простой народ. Он абсолютно не сочувствует трудящимся, и ему всецело чужда забота об обществе. Все, что он делает, он делает не ради народа, а ради рекламы. По этой причине его «социальная» политика в основе своей фальшива.

Даже эту войну Гитлер развязал ради пропаганды. Я и многие другие прилагали колоссальные усилия для того, чтобы Германия не воевала. Однако сейчас никто, даже генералы, не осмеливаются возражать. Нацистский террор заставляет всех молчать, что губительно сказывается на ситуации.

Поначалу Гитлер верил, что ни Англия, ни Франция не предпримут никаких мер в ответ на вторжение в Польшу. Действительно, несмотря на оцепенение, вызванное шокирующим нарушением Гитлером Мюнхенского соглашения, кое-кто в Англии еще полагал, что мир удастся сохранить. Похоже, особые надежды возлагались на начальника гестапо Генриха Гиммлера, ибо он был членом Оксфордской группы и, по определению, пацифистом. Однако, возможно, Гитлер не посмел бы напасть на Польшу, если бы Уинстон Черчилль, в то время простой член парламента, публично не заявил, что вооружение британских военно-воздушных сил не завершено. Именно на подобных основаниях и базируются решения Германии.

В любом случае иностранцу трудно понять характер Адольфа Гитлера. Действительно, иногда его ум поражает. Этот крестьянский сын (таковым, во всяком случае, он притворяется) часто проявляет удивительную политическую интуицию, лишенную всякой нравственности, но необычайно точную. Даже в очень сложной ситуации он отличает возможное от невозможного. Трудно поверить в то, что выходец из австрийской крестьянской семьи наделен столь высоким интеллектом. Возможно, замешательство несколько уменьшается, когда обнаруживается многозначительная брешь в генеалогии Гитлера.