Естественное убийство-2. Подозреваемые - Татьяна Соломатина

До связи.

Учусь доверять будущей жене.

Отправив письмо Алёне, Северный лёг спать. На самом деле он уже принял решение. Почему-то пассаж про зло и добро – довольно банальный пассаж – неизвестно почему и как… Да пустое! Просто спать. Утром – просто пробежка. Просто душ. Просто кофе. Это так прекрасно – просто что-то. Просто что-то, что заставляет чувствовать себя живым. Камни под жарким небом Италии – не вложение. Камни под жарким небом Италии – это чувствовать себя живым. Алёна – женщина. И не понимает мужчин. Женщинам никогда не понять мужчин. Не всем мужчинам-то удаётся себя понять. Другое дело – ворочать камни… Что бы ни ответила Алёна – Северный уже знал, как он поступит. Нормальный мужчина всегда знает, как он поступит. Зачем и кому нужен его поступок – он понятия не имеет. Но надо же что-то делать. Не камни же ему тут ворочать вместе с мексами на очередных стройках века, в конце концов! Тьфу ты! Вместе с узбеками, разумеется.

Под утренний кофе он прочитал ответ:

Северный, при всех недостатках нашего общего друга, в нём обострено чувство… Просто – «обострено чувство». Если он говорит, что «отчим не похож на такого, который…», значит отчим не похож на такого. Сейчас я скажу тебе, как поступить. Брошу монетки. Чтобы был кворум – брошу три монетки. Но не три раза. Книга Перемен – не наша стезя. По-простому, как ты любишь, – решка – нет, орёл – да. Двадцатипятицентовики. Я тут увлеклась коллекционированием квотеров. Оказалось, что они есть с орлами, а есть – с картинками! Пятьдесят – по количеству штатов. Я уже собрала сорок девять «с картинками». Причём – за такое короткое время! Можно, конечно, пойти в банк и разменять сто долларов на квотеры – и тогда сразу все достанутся (излишки оставить друзьям на парковку), но гораздо интереснее собрать их самой. (Старый-нестарый еврей сказал, что мне невероятно везёт – меньше чем за две недели собрать сорок девять штатов!.. И да, ещё четыре каких-то общеюбилейных, вот!) Итак, методом случайного тыка:… (подожди чуток)… Штат Юта голосует «за»! То есть – да. Штат Аризона – «против». То есть нет. Штат Колорадо – «за!» («да!»). Всё. Берись… «Да!»

Если ты чего-то коснулся, это что-то уже коснулось тебя. И ты не сможешь, просто сказав: «Excuse me!», пройти дальше в вагон. Жизнь – не трамвай. (Сан-Франциско коллекционирует трамваи, потому такое кривое сравнение, ну да ты суть уловил, да?!)

Спасибо за внимание.

— Лишний довод «за» никогда не помешает. Как и женщине – ощущение её значимости. Ладно, пора на работу!

Северный спустился на подземную парковку, сел в «Дефендер» и отправился на службу. Самое лучшее время мозгами ворочать – в пути. Всё равно же едешь. Точнее – еле тащишься по Москве с её бесконечными пробками. Чтоб уже были здоровы эти слуги народа со своими эксклюзивными трафиками. Да и сам народ, что таких слуг нанимает, а потом сам в прислугах оказывается!

По приезде на работу после некоторых неотложных рутинных дел Всеволод Алексеевич позвонил в родильный дом, куда была госпитализирована реанимационной бригадой «Скорой» Анна Александровна Румянцева, 14-ти лет, и уточнил, сможет ли он, начальник бюро сложных экспертиз, Северный В. А., посмотреть историю родов, перинатальную историю и протокол вскрытия покойной и новорождённого. На что ему ответили, что и истории, и протоколы арестованы и находятся в прокуратуре.

Заполучить их для просмотра в прокуратуре было гораздо проще. Там ему ой как и ой кто были обязаны! Так что без лишних вопросов разрешили и приехать, и просмотреть.

Затем он прочитал обвинительные заключения по делам гражданина Егорова Виталия Андреевича и гражданки Румянцевой Евгении Васильевны. Созвонился с адвокатами обвиняемых. И вернулся на работу. Работу-то никто не отменял!

Часов в шесть вечера набрал номер телефона Ани Толоконниковой. Пока шли гудки, Северный раздумывал, что бы такое сказать, если трубку возьмёт мама или папа. «Здравствуйте, вас беспокоит судебно-медицинский эксперт. Будьте любезны, позовите к телефону вашу восьмилетнюю дочь!» Да уж, после такого родители долго будут пить валерьянку, запивая её чем покрепче. Или вот так: «Вы мама (папа) Ани Толоконниковой? Ваша восьмилетняя дочь в меня влюбилась, будьте добры, избавьте меня от её домогательств, не то я предъявлю обвинение в сексуальном преступлении против слишком уж совершеннолетнего!»

Северный усмехнулся. Разумеется, как-нибудь объяснится, если что. Но трубку взяла сама Аня:

– Алё!

– Здравствуйте, Анна Сергеевна. Это Всеволод Алексеевич Северный. Отвечаю на ваш вопрос: у меня есть девушка. И простите, что так долго не звонил. Это не потому, что взрослые всё забывают, а потому, что взрослые частенько слишком заняты.

– Взрослые всегда слишком заняты, – грустно ответила ему Аня. – Здравствуйте, Всеволод Алексеевич! – тут же опомнилась вежливая девочка. – Я рада, что вы мне всё-таки позвонили. Я думала, вы просто надо мною посмеётесь и всё.

– Я не имею привычки смеяться над юными леди.

– А какая она, ваша девушка? – вкрадчиво спросила восьмилетняя Аня.

– Моя девушка красивая.

– Жаль. Если бы она была некрасивая, то вы бы её бросили, да?

– Не знаю, Анна Сергеевна. Так уж вышло, что она – красивая и мир не заставляет меня отвечать ещё на один лишний вопрос.

– Но мы же с вами всё равно можем дружить? – с надеждой спросила маленькая Анечка.

– Скорее всего, нет, Анна Сергеевна. Вы слишком юны для дружбы со мной. Я – слишком стар для дружбы с вами. Боюсь, ваши родители не слишком радостно отнеслись бы к такому раскладу! – Северный старался быть максимально корректным. Ему очень хотелось рассмеяться. Но он уважал чувства людей. Особенно – маленьких людей. Их можно не любить, но нельзя не уважать. Он свято чтил презумпцию уважения – и всегда уважал человека, вне зависимости от возраста. Ровно до тех пор, пока человек не доказывал, что он уважения не достоин. Маленькая Анечка Толоконникова пока такового не доказала. К тому же – ну очень умильная девица! Прелесть, а не ребёнок! Чем-то очень напоминала Дашку Соколову.

– Моим родителям всё равно, с кем я дружу! Мама всё время в разъездах – она знает восемь языков и живёт в основном в Париже! Я тоже там была! – похвасталась Анечка. – А папа со мной не живёт. Нет-нет, он с мамой не в разводе, просто когда был кризис, – совершенно серьёзно объясняла Северному маленькая девочка, – его уволили с работы, и он так и не пришёл в себя. Поэтому я и мой маленький братик живём с бабушкой. Мама часто прилетает, привозит кучу подарков и деньги бабушке. На нас. И когда мама прилетает, мы с мамой и папой идём в зоопарк или в театр, потом – в кафе. А потом мама улетает в Париж. А папа снова возвращается в квартиру и ложится на диван. Он очень страдает. Бабушка называет его бездельником, а мама с ней ругается из-за этого. Наша бабушка знает двенадцать языков и курит! – очень гордо закончила маленькая Анечка Толоконникова. – Может быть, вы как-нибудь придёте к нам в гости? – несмело предложила она Всеволоду Алексеевичу. – Бабушка будет рада. К нам почти никто не ходит, с тех пор как она уволилась. Она подрабатывает переводами, но по почте. Но бабушке очень скучно.