Сиамские близнецы - Владимир Сиренко

Багратиони давно было необходимо встретиться в домашней обстановке с Робертом Ванситартом, постоянным заместителем министра иностранных дел. С леди Саритой Мария Петровна как-то познакомилась в обществе, и они сразу поняли, что симпатичны друг другу. Мария Петровна сумела пленить леДи Ванситарт тонкостью, образованностью, которые та более всего ценила в людях. Леди Сарита, несмотря на внешнюю замкнутость и необщительность, была простым, теплым, радушным человеком, такого редко встретишь в лондонском высшем кругу, княгиня Багратиони давно в этом убедилась. Леди Ванситарт активно интересовалась делами мужа, внешней политикой Королевства, ей был нужен если не собеседник, то понимающий слушатель, и в лице Марии Петровны она нашла его.

И после встреч с леди Саритой Мария Петровна охотно и простодушно пересказывала Багратиони свои беседы с ней. В такие минуты Иван Яковлевич особенно хотел надеяться, что жена не слишком смыслит в большой политике. Просто давно привыкла делиться с ним всеми мыслями и впечатлениями. «Неплохо, что Мари пригласила графа Бобрищева с женой, — подумал Багратиони. — В Лондоне уже поговаривают, что Биверхилл стал салоном сменовеховцев, возвращенцев. А подобное мнение мне решительно невыгодно. Бобришев его непременно развеет».

Дамы ушли в гостиную пить кофе. Лакей внес крепкие коктейли, и граф Бобришев тонко улыбнулся, помешивая соломинкой темно-вишневый «манхаттен». Сказал:

— Жена моя совершенно лишила меня покоя с тех пор, как занялась фольклором Полинезии. Надеюсь, она не станет досаждать своим собеседницам легендами о Тафеа-хе-моана.

— Напротив, это так интересно! — воскликнул Литовцев. — Я бы с удовольствием послушал.

— Как я слышал, — отозвался Багратиони, — сказки дикарей удивительно похожи на всю европейскую мифологию. Образы, сюжеты, к примеру, происхождения человека или же всемирного потопа… Мой радиокорреспондент из Австралии мистер Чаррус передал мне несколько преданий аборигенов с «кочующими» сюжетами.

— Вы по-прежнему увлечены радиолюбительством, сэр Ивен? — поинтересовался Ванситарт. — А я вынужден совершенно забросить свою яхту…

Багратиони понял: круты дела в Форин офис. Но вопросов задавать не стал. Наверняка все связано со скандалом из-за пропажи досье «Германская опасность». Скандал пока не афишируется, но… он будет иметь свои последствия, это несомненно.

— Мы все привязаны к своим хобби, — опять заговорил Литовцев, — и, увы, чаще всего очень трудно оставить дело ради увлечения. На мой взгляд, лишь в новом обществе, которое нынче создается в России, мыслимо соединение дела и увлечения во имя всеобщего блага.

Багратиони слушал будущего зятя со скептической улыбкой. Как эта эмигрантская молодежь склонна идеализировать новую Родину, как рвется в это идеальное далеко, ничего, по сути, о нем не ведая. Да и откуда им знать? Слишком много вранья пишут газеты, слишком активно рекламирует Москва свои достижения, многое утаивая. Но он сам не взял бы на себя смелость разбивать столь светлые иллюзии.

Бобрищев отреагировал бурно:

— Не понимаю и не хочу понимать нашу молодежь! — похоже, граф рассердился. — Родина манит. Но неужели не хватает терпения переждать момент?!

— Что вы имеете в виду, граф? — не понял Литовцев.

— А то, что большевики грызутся, как пауки в банке. Уверен, они передушат друг друга сами, и тогда для России наконец откроется дорога истинной демократии. Вот и нужно дождаться, когда в России будет и собственность, и частная инициатива, и свободная торговля… А это неизбежно, все возвращается на круги своя. Они не смогут долго продержаться на полном обобществлении. Вот тогда и нужно туда ехать. Мне тридцать шесть лет, и я дождусь. А пока велик риск попасть в ГПУ. Я знаю целый ряд примеров, когда реэмигранты очень скоро отправлялись на допросы и в лагерь.

— Если они ставленники генерала Шатилова, сие неудивительно, — не сдавался Литовцев. — Я еду домой с чистой душой. Я предложу Родине все свои способности и силы.

— Ах, боже мой, — поморщился Бобрищев, — неужто вам снится Магнитка?

— Как эмигранты в эпоху Наполеона не могли скрыть гордости при вести о победах французов при Йене, Аустерлице и Ваграме, так и мы радуемся при известии о строительных победах. Днепрогэс, Магнитка, Турксиб — разве не равны они многим военным победам Наполеона? А пятилетка безусловно важнее для России, чем все войны Наполеона для Франции.

— На Магнитке работали политические каторжане, — с нажимом перебил Бобрищев. — Их в России сейчас не меньше, чем в концлагерях Германии. Если угодно, можете справиться! Мои сведения точны.

Багратиони слегка склонился к Ванситарту и прошептал:

— Сущие дети…

— Господа, — Ванситарт решил примирить спорящих, — по-моему, не стоит обсуждать не слишком доступные нам вопросы. Иначе легко обратить серьезное дело в легкомысленное хобби. Особенно если хобби — политика, а мы только что согласились с мистером Литовцевым, что для развития личности желателен обратный процесс — превращение хобби в бизнес.

— Мы живем в перенасыщенном политикой мире, все в порядке вещей, — ответил Литовцев. — Боже мой, что творится во Франции!

— Да-да, юноша, — кивнул Ванситарт. — То-то и печально, что не профессионалы берутся влиять на политику. В Германии и Италии они, увы, уже политику делают! Пример этот заразителен. Недавно я имел честь беседовать с лидером Судето-немецкой партии. Конрад Генлейн… Это достаточно весомая фигура, его принимают в Форин офис.

— Я до сих пор полагал, — сказал Бобрищев, — что Судето-немецкая партия всего лишь националистическая группировка, принимать же ее всерьез… — он выразительно пожал плечами.

— Что значит реальное отделение Судет от Чехословакии? — обратился к Ванситарту Литовцев. — Всего лишь рождение нежизнеспособного государства с недостаточной экономикой. Не так ли, сэр?

— Вся беда, — ответил Ванситарт после некоторого молчания, — в отсутствии историзма в их рассуждениях и требованиях. Судето-немецкая автономия. Но куда деть сложившуюся государственность, экономическую общность, культуру, наконец?! Словно забыли, или не знали, — добавил Ванситарт с сарказмом, — что Карлов университет старейший в Европе. Конечно, мысли об автономии продиктованы Берлином. Дело дойдет до кризиса. А в тамошней верхушке нелегко найти образованного человека, сплошные недоучки. Гитлер, конечно, назначит Риббентропа послом в Великобритании, и я не представляю, как мы сможем с ним работать.

— Дело вряд ли только в личности Риббентропа. Лишь бы сей кризис не оказался подобен испанскому, — заметил Багратиони как можно более равнодушно. — Я слышал, не исключена германо-итальянская интервенция. Лига наций, наверное, могла бы… — и он принялся раскуривать сигару, ожидая реакции гостя.

— Женевское учреждение некомпетентно в вопросах гражданских войн, — ответил Ванситарт. — К тому же вмешательство сообщества наций было бы неосторожным шагом, как мне кажется. Это значило бы признать международный характер внутреннего конфликта, что неминуемо повлекло бы непредсказуемые последствия. Вплоть до европейской войны.