Генерал его величества - Андрей Величко

— Ну с богом, Сашка! — шепнул Георгию Николай, и через мгновение они исчезли внутри. Оттуда донеслись сначала два выстрела, потом треск чего-то ломаемого и тонкий визг…

Через три минуты зеваки города Серпухова смогли пронаблюдать небывалое зрелище, о котором некоторые еще долго рассказывали детям и внукам.

С грохотом разлетелись обломки двери, и на улицу вывалился ярко-рыжий субъект. За ним в дверном проеме показался император, он волок какого-то богато одетого, отбрыкивающегося господина. Лицо Николая было залито кровью.

Рыжий попытался было отползти в сторону, но мощным пинком его величества был отправлен прямо к «оке», где его подхватили охранники.

Тем временем из дома вышел Георгий, ласково придерживающий за вывернутую руку согнувшегося в три погибели верзилу. Сдав свой груз, он оглядел место действия и грозным голосом заорал, обращаясь к зрителям:

— Чего столпились? Разойдись с дороги, его величество ранен, нужна срочная медицинская помощь!

Взревели моторы, и две «оки» помчались в сторону Георгиевска. На противоположной стороне улицы мелко крестилась ошалевшая от увиденного бабка.

— Сподобилась наконец царя-то нашего батюшку увидеть, — бормотала она. — Все как говорили, красавец собой и тихий такой, вежливый… как он этого рыжего, без единого ведь слова грубого…

Николай Второй купался в лучах славы. Причем восхищение народа, собравшегося возле здания Ассамблеи Приемного парка, доставляло ему искреннее удовольствие, что мне, например, было решительно непонятно. Ладно, абстрагируемся от того, что приписываемых ему подвигов он не совершал даже во сне, но ведь он видел собравшихся впервые в жизни. Откуда он знает, что это за люди? Мало ли, вдруг, наоборот, именно их восхищения стыдиться нужно…

Хотя и такие характеры бывают. Мне, например, было дорого хорошее мнение о себе, во-первых, меня самого, а во-вторых, узкого круга людей, которых я хорошо знал и уважал. Что думают все остальные — как-то оно меня не интересовало, это их дело, если в драку не лезут… А бывают и такие, которым нужно восхищение всех. Что же, еще один штришок к портрету пациента…

Как только Николай узнал — на него было совершено покушение, его двойник ранен, — он даже слегка спал с лица, — видимо, представил себе, что было бы, не подготовь мы весь этот спектакль. Но быстро очухался, безропотно дал перевязать себе голову и вышел к своей свите.

Та была в полном обалдении. Подмена Николая на вокзале произошла, когда он был чуть в стороне, а потом Николай — Василий сразу пошел к машине, так что, похоже, лицедейство прошло незамеченным. Если у кого и были подозрения, то вслух их никто не высказывал.

— Ваше величество, как же вы так?! — воскликнул плешивый флигель-адъютант.

— Надо же было что-то делать, — вполне резонно ответило величество.

— Вы ранены?

— Не страшно, это царапина, — отмахнулся Николай, — и мне уже оказана врачебная помощь.

Надо сказать, что повязка а-ля Щорс с красным пятном у виска ему очень шла.

— Господа, его величество должен немного отдохнуть, дорога оказалась несколько утомительной, — заявил Гоша и взял Николая под руку: — Пойдем, Ники, я покажу тебе твои комнаты.

Беседа со старцем была намечена на завтра, а пока предстоял обед, за ним — встреча со сливками серпуховского общества.

Пока Гоша развлекал брата (то есть они оба знакомились с подробностями своих подвигов), я послушал доклад о происходящем в Серпухове. Там со скоростью цунами распространялись слухи, по дороге непрерывно обрастая дополнительными деталями. Число нападавших уже перевалило за десяток, но тенденция к росту явно не была этим исчерпана. Дом, правда, еще стоял, но до разнесения его по бревнышку было недалеко. В одном из вариантов Николай вышел на улицу через стену, разбив ее головой подвернувшегося под руку супостата. Как и положено, инцидент почти сразу обрел название — Битва у моста.

Трое присутствовавших при покушении журналистов уже отправили первые телеграммы, но там пока обходилось без особых преувеличений. Правда, в одной из телеграмм император шел в бой с криком «За Русь святую!».

К встрече с общественностью Ники то ли успел подготовиться по, так сказать, вновь открывшимся обстоятельствам, то ли он к такому был всегда готов, но образ скромного героя у него получился безукоризненно.

— Господа, что тут особенного? — с невинным лицом вопрошал он. — Эти люди сами вывели себя за рамки законов божеских и человеческих, и мой долг дворянина указал мне, что делать… Я уверен, что на моем месте так поступил бы каждый из присутствующих.

После Николай сообщил народу, что намерен обдумать указ об ответственности за террористическую деятельность. Кстати, перед собранием я успел подкинуть ему идею — выделить терроризм в отдельный вид преступлений.

— Стреляли в меня, но могли пострадать и вовсе посторонние люди, такое не должно оставаться безнаказанным! — с пафосом восклицал император.

Поздним вечером я снова тренировался в управлении изображением старца — теперь у меня уже был опыт, позволяющий мгновенно подключать нужную из более чем пятидесяти мизансцен, создавая полную иллюзию диалога. В мои планы не входило прямо завтра грозно возопить Николаю: «Отрекайся, презренный!» — но зародить некоторые сомнения в правильности понимания им своего предназначения было бы неплохо. А вообще, я чувствовал, что скоро мне придется вплотную изучать такие дисциплины, как нейролингвистическое программирование и прочие невербальные воздействия… Он, кажется, продукцией нашей киностудии заинтересовался? Замечательно, срочно дарим ему домашний кинотеатр с парой механиков. Двадцать пятый кадр — вещь очень полезная для царственного организма.

Через день августейший гость покинул Георгиевск. Отъезд, в отличие от прибытия, прошел безо всякой помпы — просто утром сначала через Георгиевск, а потом Серпухов пронеслись четыре автомобиля.

— Благодарю вас, Георгий Андреевич, — сказал мне Николай уже в вагоне при прощании, — за те теплые слова, что сказали обо мне старцу. И ему тоже передайте мою огромную благодарность — вроде он не высказал мне ничего комплиментарного, скорее, наоборот, но после беседы с ним как-то даже на душе посветлело. Да, и простите мою забывчивость, это надо было сделать сразу… — Николай достал из кармана массивный золотой портсигар. — Передайте это, пожалуйста, господину Акимову от меня, вместе с пожеланиями дальнейших успехов в его нелегком труде. А вас, значит, мы с Аликс ждем через неделю?

Стихли последние аккорды, затем эхо от финального «шоу маст гоу он» в исполнении Меркьюри, и наступила тишина. Гоша потрясенно молчал.

— Я же слышал эту песню и раньше, но почему она тогда не произвела на меня никакого впечатления? — неуверенно спросил Гоша.

— Да потому, что есть музыка, которую можно исполнять хоть на одной струне балалайки, и она от этого только выиграет, — усмехнулся я. — А вот вспомни звучание Баха на Машином синтезаторе и сравни с тем, что дает настоящий орган. Тут то же самое. Ты раньше слушал Меркьюри в наушниках, а вот как он должен звучать на самом деле, если использовать по-настоящему качественную аппаратуру.