Замануха для фраера - Евгений Сухов

К четырем часам пополудни озеро кишело солдатами и людьми в штатском. Труп Степана к тому времени уже давно увезли, любопытных старух разогнали по домам, а вездесущую пацанву оттеснили подальше от берега, чтобы не путались под ногами – на озеро приехали влиятельные люди.

Сам Георгий Иосифович сидел на заднем сиденье обкомовской «Победы» с раскрытой дверцей и курил папиросу за папиросой, с ненавистью посматривая на озеро, отобравшее у него единственного сына.

На озере же вовсю шла поисковая работа. Солдаты на яликах и лодках дырявили озерную воду огромными шестами, и всякий раз Георгий Иосифович вздрагивал, когда представлял, как тяжелый шест втыкается заостренным концом в распухшее тело сына.

Возле самого моста белобрысый парень забрасывал в воду сеть. Всякий раз, когда он вытаскивал ее, у Георгия Иосифовича сжималось сердце, и он привставал с сиденья в надежде разглядеть, что попало в сеть. Но кроме всякого мусора и затопленных коряг, в сетях ничего не оказывалось.

– Кушками надэ, – услышал он недалеко от себя старческий голос.

Геворгадзе поднялся и посмотрел в сторону, откуда раздался голос. Старик-татарин стоял вместе с младшим лейтенантом милиции и, как все, смотрел на озеро.

– Вы что-то сказали? – посмотрел на старика Георгий Иосифович.

– Аа, – ответил старик. – Кушками надэ.

– Что значит, кушками? – спросил Геворгадзе.

– Он говорит, лучше искать кошками, товарищ секретарь, – ответил за старика младший лейтенант. – Они тяжелее, да и жала у них, это, острые и железные. Ежели на дне, ну, что большое лежит – обязательно зацепят.

– А почему же не ищут этими кошками? – просил Георгий Иосифович, поморщившись. Он представил, как железный крюк, волочась по дну, цепляет тело его сына, и ему стало больно и горячо в левой стороне груди. Как будто железное жало вонзилось в его тело…

– Так заказывать надо.

– Вот что, лейтенант, – Геворгадзе полез во внутренний карман и достал пухлый бумажник. – Любые деньги…

Он расстегнул бумажник и протянул его Коноваленко.

– Товарищ секретарь…

– Закажите, чтоб сделали эти кошки. Побольше. Любые деньги, – повторил он. – Любые…

* * *

Завмаг бакалеи Василий Степанович Филипчук вылез из погреба, весьма довольный собой. Вот это хабар! Четыре пуда золота! Шестьдесят четыре килограмма. В брусках. И на каждом брусочке стоит казначейское клеймо и выдавлен двуглавый орел. Так что никакого обману – настоящее царское золото, то самое, за которое он едва не отдал богу душу.

А вот теперь он отдал душу дьяволу, убив Степана?

Нет! Он по праву взял свое. Это Степан хотел присвоить чужое. Вот и поплатился. А он… Он просто восстановил справедливость, которую ждал больше тридцати лет!

И дождался. Эх, не дожила до этого дня Нюта. Вот бы порадовалась…

«Она бы тебе этого не простила», – закралась в его голову мысль, которую он смог отогнать.

Он дождался! Он богат!

Яким закрыл погреб, вымыл под рукомойником руки, вытер их и сел на табурет.

Здорово он запрятал золото. Схрон, что надо, никто не найдет. А что он будет делать с золотом?

Нет, об этом потом. Надо покуда затихариться. Степана, вероятно, уже нашли, и мусора уже копают, кто его… кончил.

Ну, и путь себе копают. Его никто не видел. И на него никто не подумает, он весь на виду: герой Гражданской войны, совслужащий, партиец. Так что хрен вам с маслом, а не Яким…

Он показал в окно кукиш и криво ухмыльнулся.

Сегодня он сказался больным. И не пошел на работу. Дескать, что-то сердце пошаливает. Оно, и правда, билось так, словно хотело выскочить из грудной клетки. Но от радости, а не от какой-то там болезни.

Этот день с самого утра был какой-то суетливый. Ну, убийство Степана на озере – это еще понятно. Мусора, следаки, дознание… Но было еще что-то, чем почти буквально был пропитан сам воздух Бутырок. Мимо дома то и дело сновали старухи, о чем-то перешептываясь; пробегали стайки взбудораженных мальчишек. К вечеру, когда спала жара, Яким решил выйти, прогуляться до озера. А если кто попадется из знающих, что он сегодня приболел, он скажет, что, слава богу, сердце отпустило, и он просто вышел подышать свежим воздухом, благо спала, наконец, несносная жара.

Само озеро и его окрестности кишели людьми.

За мостом солдаты в лодках ощупывали озерное дно длинными шестами. По другую сторону моста, навстречу ему, гребли на восьми яликах, выстроенных в ряд, шестнадцать дюжих молодцов. За яликами тянулись натянутые, как струны, веревки, к концам которых были привязаны волочащиеся по дну и цепляющиеся за что ни попади свежеизготовленные на заводе «кошки». Еще с десяток добровольцев из местных рыбаков забрасывали в озеро сети.

«Эдак они и остальные ящики найдут», – невесело подумал Яким и сел на травку, продолжая наблюдать за озером. Но ни утопленник, ни ящики покуда не находились.

За ним, буквально в двух шагах, остановилась пожилая пара. Мужчина, которому уже перевалило за семьдесят, был с виду еще крепок и пребывал либо профессором, либо заслуженным творческим работником, вышедшим на пенсию. Его супруга – а в том, что это была именно супруга человека профессорского вида, можно было не сомневаться – еще не утеряла былой красоты, и возрастом была младше лет на десять. Ее изумрудные глаза смотрели на мир немного холодно и близоруко, но когда она обращала взгляд на своего спутника, он теплел и начинал лучиться. Они ворковали друг с другом, как юные любовники. А в том, что эти супруги сохранили любовь и взаимопонимание, можно было не сомневаться. И по-доброму позавидовать им. Но завмаг Филипчук сидел к ним спиной и, конечно же, не мог их видеть. Хотя бы потому, что у него на затылке, как известно, не было глаз. И еще потому, что происходящее на озере занимало все его внимание.

* * *

– Ты волнуешься?

– С чего это?

– Ну, вон сколько лодок.

– Ну и что?

– Они могут найти ваше золото.

– Да черт с ним.

– Так уж и черт? А не жалко?

– Ничуть.

– Важен не результат, а процесс. Так?

Она хитро улыбнулась и заглянула в его глаза.

– Так, – согласился он. – Для меня важнее было взять этот банк, чем стать богаче, пусть и намного.

– Я знаю, – тихо сказала она.

Они пошли прогулочным шагом вдоль берега, мало обращая внимания на то, что происходило на озере. Правда, Савелий Николаевич несколько раз оглянулся на немолодого уже человека в шляпе, сидящего прямо на траве и не спускающего глаз с озера. И что с того? Мало ли что может привлечь внимание пожилого человека, тридцать с лишним лет не бывавшего в этом городе?

Как и вчера, видимость была прескверной – стоило большого труда разглядеть собственную ладонь, поднесенную прямо к носу. Правда, мощный фонарь все же высвечивал небольшие пятачки озерного дна и ямы с отвалами ила и глины возле них, но уже через полчаса работы он терял мощность и светил хуже и хуже. Поэтому следовало торопиться, чтобы не остаться в кромешной тьме и не переносить работу на завтра.