Центурион инопланетного квартала - Леонид Кудрявцев

Что еще?

Кровь зеленоватая, со странными крохотными, голубоватыми сгустками. Чем это может помочь в моем расследовании? Да ничем.

— Хватит валять дурака, — поторопил Медок. — Тебе пора в космопорт. Все равно, ничего путного тут ты не углядишь.

Кто знает, кто знает? И не слишком ли настойчиво он меня выпроваживает?

В руке у аборигена был зажат большой, размерами лишь чуть меньший чем мачете нож. Поскольку прикасаться к трупу мне не хотелось, я вынул из руки мертвеца нож и стал его внимательно рассматривать.

Нож как нож. Широкое, остро наточенное лезвие, удобная рукоятка. Короче, таким ножом, при условии что вы нанесете достаточно сильный и точный удар, можно отхватить такому типу как я голову. Или руку. Или ногу. Или рассечь пополам…

Нет, тут я похоже хватил. Для того чтобы рассечь таким ножом пополам обычного человека, нужно обладать недюжинной силой. И знать куда ударить. Причем, не просто место, а даже под каким углом нанести удар.

Нож. Приходилось мне держать в руках даже это первобытное оружие. Собственно, что он из себя представляет? Остро наточенная полоса стали, с удобной рукояткой. А каких только дел можно натворить с его помощью. Просто ужас!

Нет, конечно, ножи бывают разные. От небольших, тех которыми можно только чистить яблоки или разрезать книги, до вот таких, здоровенных, с помощью которых можно развалить человека пополам словно ананас. В промежутке между этими двумя крайностями — великое многообразие.

Ножи бывают с длинным и коротким лезвием, с прямым или загнутым, с волнистым лезвием, похожим на пилу, с удобными рукоятками, с не очень неудобными рукоятками, метательные, предназначенные только без убийства, и обычные, кухонные, которыми можно резать хлеб. Бывают также каменные ножи, или бронзовые, очень — очень старые, на многие сотни лет пережившие тех кто их сделал, а еще бывают новые… Этот, например, новый. Совсем новый, словно сделанный вчера.

Гм… Действительно.

Я еще раз внимательно осмотрел нож. Нетрудно было определить что сделали его совсем недавно. Может быть, в самом деле за пару часов до того как пустили его в дело. Гладко отшлифованная рукоятка была деревянной. Я понюхал ее и уловив тонкий, горьковатый аромат, и подумал что наверняка нож сделали сегодня. Причем, возможно, только для этой засады.

По крайней мере, до сих пор ничего похожего на оружие у аборигенов я не замечал. И кажется, в той информации, которую я просматривал прошлой ночью, об оружии аборигенов не говорилось ни слова. Значило ли это, что у них вообще нет оружия? Но что я тогда держу в руках?

Встав, я обошел пустырь, внимательно осматривая валявшееся на земле оружие. А бросили его, убегая, аборигены немало.

Так и есть. Все принадлежащее нападавшим оружие было новехоньким. Словно бы сделанным как раз для этой засады.

И конечно, это что-то означало. Вот только — что именно? Будь на моем месте старина Эд, уж он бы, наверное, точно сказал что это означает, кто виноват и где искать преступника. Может быть, поэтому его и убрали? Но при чем тогда еще двое центурионов? Они-то были убийце неопасны. Или, все же..?

Черт, опять все упирается в одно небольшое допущение. Для того чтобы связать воедино нападение аборигенов и смерть центурионов, нужно предположить что неведомый преступник умеет предвидеть будущее, в частности, мое появление. И если так оно и есть, то пытаться поймать его совершенно бесполезно.

Можно ли победить мыслящего, способного предугадать все твои ходы?

Ох, подобное объяснение что-то слишком пахнет мистикой, для того чтобы быть правдой.

— Тебе пора, — напомнил Медок.

Я настолько погрузился в свои мысли, что услышав его слова, слегка вздрогнул.

Мне и в самом деле было пора. Тем более что мои манипуляции с оружием аборигенов произвели должное впечатление. Сопровождавший Медока клерк уже внимательно исследовал нож, который я осматривал первым.

Вот пусть поломает голову, пытаясь угадать что меня в этом оружии так заинтересовало.

— Мне действительно пора, — сказал я. — Теперь. Кажется, большего я сделать здесь уже не смогу.

— Вы и так натворили достаточно дел, — саркастически промолвил большой банкир.

Подавив жгучее желание сказать Медоку кто он такой и где таких как он буквально пруд-пруди, я двинулся прочь с пустыря. Проходя мимо черного дома я шагнул к пролому и сделал вид, что собираюсь отпустить щелчок по торчащему из него глазу.

Прежде чем мне удалось это проделать, глаз с умопомрачительной быстротой исчез и также мгновенно его место занял ствол боевого бластера.

Осторожно опустив руку, я прикинул куда попадет заряд плазмы, если эта штука сейчас выстрелит. Между прочим, точнехонько мне в грудь. И дыра, которую он проделает, будет размером с волейбольный мяч.

О-ля-ля!

— Мне неудобно угрожать центуриону, — послышалось из пролома. — Но лучше бы вам уйти прочь.

Что мне оставалось делать? Конечно я пошел прочь, и даже потратил пару минут, по дороге в космопорт, прикидывая а так ли уж нужен этому инопланетному району центурион?

Впрочем, когда эти минуты миновали, я забыл об этой любопытной теме, поскольку нашел еще одну, более важную, тоже требующую размышлений.

Собственно, в нескольких словах он сводилась к тому, что я — совершеннейший кретин, который пятнадцать минут назад имел возможность выскользнуть из западни в которую попал, и все-таки предпочел в ней остаться.

Зачем я это сделал? И как иначе кроме как временным помрачением рассудка этот поступок можно назвать? Причем, что любопытно, всегда вслед за таким помрачением наступает момент, когда ты понимаешь какого дурака свалял и хочется выть от досады.

Ну вот, он наступил. Что дальше? Вернуться и смирив гордыню заявить Медоку что передумал? Как же, не подействует. Знаю я этих больших банкиров. Они заботятся только о себе.

И если вдруг, случайно, они делают то, чего вам очень хочется, это является большой удачей, которую надо ловить на лету. Ловить и сейчас же сматывать удочки. Второй раз это не повторится. А если вы хотя бы намекнете о том, что вам чего-то очень хочется, и при этом они не будут иметь гарантии, что это дельце принесет им не менее ста процентов прибыли, нет такой силы которая могла бы их заставить хотя бы шевельнуть пальцем. Почему? Да потому что они сейчас же заподозрят вас в желании получить от него эти самые пресловутые сто процентов прибыли, и тем самым их обмануть.

Ладно, с банкирами все ясно. Но вот какого черта я не воспользовался представившимся мне шансом? Может быть мне, где-то в глубине души, и в самом деле нравится быть центурионом? Да вроде бы нет. Но почему, почему..?

Из гордыни? По принципу: взялся за дело, и обязательно должен его закончить?

Я горестно покачал головой.