Осколки детских травм. Почему мы болеем и как это остановить - Донна Джексон Наказава

Многие дети так озабочены необходимостью соответствовать, что эта необходимость преподносит им нечто большее, чем стандартный стресс, который все переживают, когда взрослеют. Они все силы бросают на то, чтобы преодолеть «плохой день», когда ставят не ту отметку или когда у них тяжелая неделя с экзаменами или тестами. Стрессовые реакции затягиваются на долгое время – во многих случаях, с сентября по июнь. И это уже хронический стресс.

Вы знаете, как исследователи вызывают состояние острого стресса у испытуемых? Они просят решить задачу по математике или выступить с краткой речью, зная, что эту речь будут оценивать. У испытуемых всегда наблюдается реакция с резким выбросом кортизола. В школах не проводят эксперименты, но такое там происходит каждый день. Система поступления в высшие учебные заведения давно уже превратилась в лабораторию по подрыву здоровья, и у студентов слишком часто бывает повышенный пульс, повышенное кровяное давление, высокий уровень сахара в крови и высокий уровень гормонов стресса, а иммунная система слишком возбуждена.

Непродолжительная стрессовая встряска, например во время сдачи экзаменов, бывает полезна – она помогает выложиться по полной программе и справиться с трудностями. Но когда это происходит изо дня в день, когда стресс становится «образом жизни», архитектура мозга начинает разрушаться, вызывая эпигенетические изменения. Если миндалевидное тело постоянно находится в состоянии боевой готовности: «Что будет, если я недостаточно хорошо пройду тест? Смогу ли я набрать нужное количество баллов?» – преуспеть очень трудно. Не удивительно, что за последние десятилетия возросли показатели так называемой «тестовой тревожности». Многие государственные и частные школы получили название «фабрики стресса», и мы можем говорить о школьном стрессе нынешних подростков как о «негативном образовательном опыте».

Ко времени окончания школы даже у детей из вполне благополучных, счастливых семей отмечается повышенная активность миндалевидного тела, что вне всяких сомнений омрачит этим детям учебную и трудовую карьеру. Для тех же, кто получает дополнительную (а скорее основную) порцию негативного опыта дома, безопасной гавани может просто не оказаться.

Бесконечные тесты в школе, натаскивание на результат, гонка перед поступлением в хороший вуз плюс спортивные секции, где из ребенка выжмут все соки, если он подает надежды, и все это при недостатке сна – вы думаете, это рецепт жизнестойкости? Нет – это рецепт разрушения личности и (на физиологическом уровне) разрушения мозга. Не так уж и важно, что из себя представляет фактор стресса – хроническая бедность, запугивание в автобусе или насилие, – чем бы ни был вызван стресс, он оказывает губительное влияние на структуру мозга.

Недавно, после того как у него разрушились очередные романтические отношения, Джон заинтересовался ролью негативного детского опыта в его личных проблемах.

– Не могу сказать, что это стало для меня откровением, но я понял, что мое прошлое управляет моим настоящим, – говорит он мне.

Семью Джона нельзя было назвать неблагополучной. Он рос в достатке и всегда получал то, что хотел.

– Так в чем же дело? – спрашиваю я.

– Как вам сказать… Мой отец, когда я учился в школе, а потом в колледже, ни разу не спросил, что я изучаю. Он вообще не задавал мне вопросов о моей жизни. У него были настолько безразличные глаза, словно меня вообще не существует. И при этом… Он никогда меня не ругал, но любил окатить холодной водой: «Ты мог бы сделать лучше… У тебя руки из одного места растут…Что за бред ты несешь…» Ну и так далее. Словно он задался целью понизить мою самооценку.

Джон благополучно закончил школу и колледж, затем учился в магистратуре, выбрав университет подальше от дома. Получив степень магистра, Джон стал работать в известном научно-исследовательском центре в Нью-Йорке. Однажды к нему приехали родители и сестра, и в тот же день ему позвонили, попросив выступить перед большой аудиторией с рассказом о проекте, который он вел. Он согласился и взял с собой родителей.

– Целый час я говорил о том, что мне интересно, в чем я хорошо разбираюсь… Внезапно я поймал себя на мысли, что впервые говорю об этом в присутствии своего отца. После выступления моя мать сказала: «Мне так понравилось! Ты был великолепен, сынок». А отец стоял рядом с ней и абсолютно ничего не сказал. Ни слова. Даже в этот момент у него не нашлось ни слова похвалы для меня.

Джон надолго замолчал, а потом со вздохом произнес:

– Знаете, нехватка уважения и любви ко мне, такому, какой я есть, это чувство, что я ничего не стою, – все это просочилось в природу моих отношений с противоположным полом.

Недавно родителям Джона понадобилась новая машина. Он сказал отцу: «Я дам тебе денег, нет проблем». Джон купил отцу машину, и, когда ставил ее в родительский гараж, отец начал выговаривать ему, как плохо тот паркуется.

– И тут из меня полезло дерьмо, – говорит Джон. – Я начал орать на него, и от этого мне становилось еще хуже. Я был крайне расстроен тем, что потерял контроль над собой. Мне неприятно было выказывать свою раздражительность. Я не хотел быть таким.

– Джон, но ведь вам больше тридцати, неужели все ваши романы заканчивались крахом? Почему? – Я уже знаю ответ, но мне хочется, чтобы он сам сформулировал его.

– Да, все, – кивает Джон. – Стоит мне с кем-то завести серьезные отношения, как внутренний голос начинает нашептывать, что я бесполезный человек, что меня никогда не будут любить таким, какой я есть. И это ощущение никчемности невыносимо для меня. Больше всего я хочу почувствовать согласие с самим собой, хочу быть счастливым, но вряд ли это возможно. Я так раздавлен, мне так некомфортно быть собой, что я просто боюсь находиться рядом с человеком, который живет в полной гармонии. Я не вписался в эту жизнь, и я лишаю себя того, чего хочу больше всего в жизни, – любви.

Он вспоминает, как однажды бросил девушку, которую очень сильно любил.

– Мне было горько. Я потерял десять фунтов веса. Я не мог есть. В то время я учился в магистратуре, и если бы не это, то, наверное, свел бы счеты с жизнью. Я так и думал: «А что, если мне вообще сойти с этой дороги? В любом случае мир не много потеряет». Спасло меня то, что мне была интересна тема, которой я занимался, хотелось развить ее. Но учеба и даже моя любимая наука – это ведь не вся жизнь…

В последних отношениях, считает Джон, он «был более назойливым, чем следовало».

– Простите? – не понимаю я.

– Мне нужно было, чтобы моя девушка говорила мне, что я в порядке. Странное требование, да? А на самом деле ничего странного – я просто устал от своей внутренней критики. То, что я раньше слышал от отца, теперь я и сам себе говорю. Я не могу избавиться от этого шепотка о собственном несовершенстве, поэтому я хотел, чтобы меня освободил от этого другой человек. «Джон, ты в порядке, Джон, ты классный, Джон, я люблю тебя» – эти слова могли бы меня вылечить. Но моя последняя девушка решила, что я нытик.