Самозванцы - Сантьяго Гамбоа

Они опустошили бокалы, но тут же наполнили их снова. Очередь была за доктором Тинахо.

— Вы ставите меня в неловкое положение, кабальерос, — произнесла Омайра. — Ну что, теперь слово за мной? Тогда я вот что скажу: за андеко-карибское братство, за фольклор и народное искусство, за интернационализм и солидарность, за то, чтоб наша культура нашла отклик здесь, на Востоке, чтобы три «южака», как называют нас в Испании, могли счастливо напиться здесь, в Пекине, за телесериалы, за мамбу и ча-ча-ча, за ром, водку, кашасу и писко — за все то, что нас объединяет, а таких вещей много, друзья мои, — ура!

Они обнялись все втроем поверх стола. У Рубенса Серафина Смита глаза наполнились слезами. Нельсон еле сдерживался. Тут принесли еще бутылку рисового ликера, и троица продолжила с ностальгией и нежностью перечислять всего, что так далеко, в этой злополучной стране, заставляло их чувствовать свое братство.

— Мне из вашей национальной еды больше всего нравится ропа вьеха, — сказал Нельсон Омайре, — хотя морос и кристианос — тоже пальчики оближешь.

— Это все хорошо, — перебил Рубенс, — но не забывайте, пожалуйста, о мохито, короле карибских коктейлей.

— Ах, кабальерос, что мне больше всего нравится в мохито — так это жевать листик мяты. А дайкири? У меня прямо слюнки текут. Ну да что вы мне говорите про кубинскую кухню, доктор Серафин! Ваша фейжоада — изысканнейшее блюдо. А вы, Нельсон, с вашими антикучос и рагу из курицы под острым соусом, — вы всем фору дадите!

В полночь ресторан закрыли, и троица вышла на улицу. Жара спала, дул свежий ветерок.

— Я здесь знаю одно местечко на углу, где играют латиноамериканскую музыку, — сказала Омайра. — Пойдем те, сеньоры, я плачу за первый танец.

Заведение называлось «Сальса Кабана». Нельсон очень удивился, увидев, что там живой оркестр — колумбийский оркестр! В баре было полно народу. Молодой бармен англосаксонской наружности разливал коктейли, жонглируя бутылками. Они сели рядом с танцплощадкой и заказали танец кубалибре.

— Ах, компаньерос, у меня ноги сами просятся в пляс!

Рубенс пригласил Омайру, а Нельсон остался за столиком, разглядывая собравшуюся публику. Молодые китаянки танцевали очень раскованно. Здесь были служащие в галстуках и чрезвычайно элегантные дамы. Вдруг он заметил, что с него не сводит глаз прекраснейшая блондинка. На ней была агрессивная мини-юбка, декольте походило на дачный балкон. Через минуту девушка улыбнулась ему и сделала жест, который, по крайней мере в Лиме, означал: «Иди сюда, красавчик, поближе». Он почувствовал себя супергероем. Значит, он еще может понравиться привлекательной девушке. Едва он собрался подняться, его спутники вернулись к столу.

— Музыка хороша, поэт, — сказал ему Рубенс, — но я вижу, что на вас положили глаз для другого танца.

Доктор Тинахо обернулась, чтобы посмотреть на девушку, и сказала Нельсону:

— Не хочу быть занудой, парень, но эта крошка тут работает.

— Ты хочешь сказать, она…

— Именно, дорогуша. Труженица любовного фронта.

Нельсон пригласил доктора Тинахо на танец и, под властью опьянения, начал придвигаться к ней ближе. Она была очень красива. Может, удастся ее соблазнить? Танцуя, он чувствовал ее талию, прикосновения ее ног. Во время одного из поворотов он заглянул Омайре в вырез и увидел соблазнительные округлости. Он снова сдержался. Потом, в разгар танца, он почувствовал, что Омайра прикасается к нему бедрами. Она что, тоже хочет его завести? Когда музыка закончилась, он хотел удержать ее на площадке, но дама вырвалась, чтобы вернуться к столику.

— Пойдем сядем, Нельсон. Не знаю, что с тобой, а у меня уже из-за тебя ноги отваливаются, — засмеялась она.

В два часа ночи доктор Рубенс Серафин Смит задремал, опустив голову на столик. Время от времени он поднимал указательный палец, будто собирался что-то сказать, но слова у него не получались. Нельсон понял, что настал нужный момент, поправил волосы, подвинул свой стул к стулу Омайры и тихо произнес:

— Едем ко мне в гостиницу, выпьем шампанского, милый доктор. Там в номерах чудесное обслуживание.

Она расхохоталась:

— С ума сошел! Я ведь сказала, что я замужняя женщина.

— Здесь мы от всего далеко, Омайра. Никто не узнает.

— Я, малыш, я буду знать.

— Это будет наш секрет. Я хочу узнать, как выглядит твое тело, когда ты дрожишь от удовольствия.

Омайра снова засмеялась, на этот раз несколько нервно.

— Ах, малыш, ты и вправду поэт, — сказала она. — Но тебе придется ограничиться воображением. Извини.

— Я могу дать волю воображению, — ответил Нельсон, — но предпочел бы реальность.

Он погладил ее по руке, приблизил к ней свои губы и лицо. Омайра мягко отстранила его.

— Нет, милый, большое спасибо за предложение. Должна признаться, я почувствовала себя моложе лет на двадцать.

— Ты очень красивая женщина, Омайра. Ну и что, что ты замужем? — настаивал Нельсон. — Если дело в этом, так ведь и я женат.

— Но я никогда не изменяю мужу.

Нельсон, борясь с собой, скомандовал отступление и про себя сказал: «Первый раунд проигран, но будем бороться дальше». Потом на себе оттащил Серафина Смита в отель, к лифтам. Прощаясь с доктором Тинахо, предложил проводить ее до номера.

— По правде говоря, нет, малыш, — мягко отвергла она его. — Не порть такой приятный вечер.

— Я только хотел, чтобы он завершился еще лучше, ничего больше.

— Он прекрасно завершился. Правда. Спокойной ночи, — сказала Омайра. И двери лифта закрылись.

Нельсон, пьяный, вернулся в бар, шатаясь, и уселся у стойки бара. «Another ccu, cubalibre for me», — услышал он свой голос.

Резиденция конгрегации методистов находилась в огромном мрачном доме на севере города, недалеко от третьего кольца. Ничто во внешнем облике здания на это не указывало, не было никакой вывески. За стеной скрывался внутренний дворик, из которого можно было попасть внутрь.

— На втором этаже — клиника и капелла, — сказал Чжэн. — На третьем — администрация и гимназия. Квартиры начинаются с четвертого. Если Жерар у них, возможно, его спрятали там. Если его держат в другом месте, им придется предпринимать какие-то дополнительные действия. Мы договорились, Криспин предупредит меня, если Тони, посетитель, выйдет из здания.

Мы наблюдали за входом с противоположной стороны проспекта, сидя за столиком монгольского ресторана. Чжэн считал, что нам повезло — прекрасное место для слежки, и еда превосходная. Я сначала с сомнением оглядел котелок с кипящей водой посреди стола, но Чжэн научил меня пользоваться им. Нужно было опускать туда рыбные шарики и зелень, а потом макать в фисташковый соус. Он сказал, что наилучшее сопровождение для этого изысканного блюда, не считая зеленого чая, вкуснейшее охлажденное пиво. Мы обедали и разговаривали, как вдруг зазвонил мобильный Чжэна.