Лавиния - Урсула К. Ле Гуин

стояла уже не одна. Маруна, Тита и еще несколько девушек тоже взобрались сюда, и одна из них, стоя над юго-восточным углом дома, указала нам в сторону восточных ворот. Я бросилась к ней, и мы увидели, как оттуда по улицам Лаврента движется вторая процессия: это были женщины – рабыни, наложницы, горожанки, одни страшно возбужденные, другие совершенно спокойные, кто со стыдом на лице, кто с гордостью, но все растрепанные, в порванных тогах и туниках. Моя мать Амата со своим войском возвращалась после игрищ у источника под фиговым деревом.

Амата первой вышла на площадь перед регией, ступая, как всегда, с поистине царской грацией и достоинством, и Турн бросился ей навстречу. Они обнялись и о чем-то быстро переговорили. А люди вокруг них затянули новый припев: «Откройте Ворота Войны! Откройте Ворота Войны!»

Ворота Войны расположены на небольшой площади неподалеку от настоящих городских ворот; это две дубовые створки, обитые бронзой и вставленные в кедровую раму; с восточной стороны от них на свободном пространстве находится алтарь бога Януса{58}. Эти ворота всегда прежде были закрыты и заперты на засов, старые, мрачные и, как мне казалось, совершенно бессмысленные. Возле них, сколько я помнила себя, ни разу не совершали ни жертвоприношений, ни обрядов. Разве что в первых числах каждого января у алтаря Януса происходили жертвенные возлияния. Но сейчас все кричали: «Царица, наша царица откроет Ворота Войны!», и толпы людей устремлялись по улицам к этому месту. Я некоторое время еще видела среди толпы свою мать и высокий султан на шлеме Турна, но потом их заслонили от меня деревья. «Марс, Маворс!» – ревела толпа, и люди, приплясывая от нетерпения, требовали открыть Ворота Войны.

Краткое появление моего отца перед дверями регии показалось мне, да и почти всем, по-моему, чуть ли не отречением от престола. Латин, правда, обратился к народу со своими доводами, но даже ответа не дождался. «Я не смогу остановить тебя», – сказал он Турну, и я просто в ярость приходила, вспоминая, как он это сказал. Как вообще он мог такое сказать? Как он мог своими руками передать власть Турну, а сам понуро уползти в свое логово?

Теперь же, когда я вспоминаю все это, мне кажется, что обращался отец вовсе не к Турну, а к своим землякам, к латинам. Ведь на самом-то деле власть была в их руках, так что решение было за ними. И Турн мог использовать их лишь до тех пор, пока они сами ему это позволяли, но управлять ими он не мог; он вряд ли значил для них больше, чем их законный правитель Латин. Потому Латин и обратился к своим землякам в надежде, что они, возможно, впоследствии вспомнят его слова. Ибо в тот момент разум изменил им и они почти ничего не воспринимали, воспламененные призывами Турна к войне. Возможность сразиться с врагом, применить насилие, дать выход мести и праведному гневу – вот и все, чего им тогда хотелось, а больше они ничего ни понимать, ни слушать не желали. Крестьянам ведь свойственно ненавидеть всяких чужеземцев, способных отнять у них земли; а тут был не один чужеземец, а целый вооруженный отряд закаленных в боях воинов, прибывших неизвестно откуда и считавших, что имеют полное право высадиться на берег Лация и чувствовать себя там как дома: стрелять оленей в тамошних лесах, жениться на царских дочерях, отбивая их у других, более достойных женихов! Ничего, думали про себя разъяренные крестьяне, эти наглецы скоро поймут, какую совершили ошибку! И если старый царь не желает воевать с ними, то уж новый-то с радостью погонит их прочь! Ну и что, что он рутул? Какая разница? Все мы латиняне. Все мы должны плечом к плечу защищать свой Западный край, свои поля и алтари, своих женщин. А уж когда прогоним этих чужаков с италийской земли, тогда и будем разбираться со своими собственными проблемами.

Латину когда-то и самому было хорошо знакомо это возбуждение, охватывающее человека перед битвой, и он отлично понимал, что лучше не пытаться противостоять первым победоносным восторгам и не тратить понапрасну слова перед теми, кто временно утратил разум.

Но я, дитя мирного времени, в те мгновения ничего понять не могла и видела перед собой лишь сокрушенного горем старика, который прячется у себя во дворце, чтобы не знать, как обезумевшие глупцы ревут на улицах его города, а его жена, царица, лишившись стыда, в грязных одеждах рабыни бегает и кричит вместе с толпой таких же бесстыжих женщин, пренебрегая всеми своими священными обязанностями, уверенная, что уж теперь-то все будет так, как хочет она.

Зато я точно знала, что меня с ней рядом не будет, пока я в состоянии убежать от нее. Даже если мой отец и готов отречься от собственного престола, все равно именно он моя главная надежда и опора. Я собрала свои вещи и велела Маруне и еще нескольким своим женщинам перебираться вместе со мной в царские покои, точнее, в бывшие покои моей матери, которыми она не пользовалась уже много лет. Лина, Сикана и прочие верные приспешницы матери, ее «фракция», уже начинали просачиваться в регию. И Гайя уже размахивала в коридорах своим мечом. Но я отнюдь не собиралась вновь оказаться во власти этих женщин.

Бедная старая Вестина была потрясена до глубины души; она плакала и причитала, потом попыталась приказать мне остаться и даже немножко вышла из себя, когда я наотрез отказалась это сделать. Но я не могла ни успокоить ее, ни взять с собой: слишком уж она, бедняжка, в преданности своей разрывалась между мной и Аматой. А я вместе со своим маленьким войском дальними коридорами проследовала на царскую половину и попросила охранников отца передать ему, что его дочь Лавиния просит разрешения занять комнаты царицы.

Отец тут же послал за мной. Когда я вошла, он сидел в зале с Дранком и прочими своими советниками. Вместо того чтобы попросить их всех выйти, он встал, подошел ко мне и отвел в узкое пространство за троном. Там мы с ним и поговорили. Он выглядел усталым и мрачным, морщины резко проступили у него на щеках и вокруг глаз.

– Почему ты не посоветовалась со мной, прежде чем перебираться в материны покои, дочка?

– Я боялась, что если она узнает, то, конечно же, запретит мне это.

– А разве ты не обязана ей подчиняться?

– Обязана. Но не тогда, когда это означает неподчинение тебе.

Латин нахмурился и слегка отвернулся от меня, сдерживая гнев; потом сказал:

– Объясни, что ты имеешь в виду.

– Если бы она смогла… если бы я оказалась в ее власти… она тут же выдала бы меня за Турна!

Отец нетерпеливо отмахнулся, но ничего не сказал.

– Она именно потому и увела меня с собой в горы, отец! – продолжала я. – Она заранее с ним обо всем договорилась; она собиралась пренебречь указанием оракула и нарушить то обещание, которое ты дал троянцам.

– Она бы никогда не… – Но сказать слово «осмелилась» он не смог. Ведь он уже знал, что Амата осмелилась открыть Ворота Войны.

Он стоял передо мной, хмурый, нерешительный, и я сказала:

– Позволь мне остаться с тобой, отец. И пусть кто-то из твоих охранников встанет у моих дверей. Ведь я всего лишь пытаюсь выполнить твои требования и обещания. И замуж за Турна я ни за что не выйду!

Помолчав, Латин спросил:

– Неужели он настолько тебе неприятен?

Голос его звучал слабо, да и вопрос тоже был каким-то слабым, бессмысленным. Я с трудом подавила нетерпение.

– Ты же выбрал для меня предводителя троянцев, – сказала я. – Он и есть мой муж. Другого мне не надо.

– Похоже, дочка, наши люди готовы начать войну, лишь бы помешать этому браку, – сказал он, тщетно пытаясь улыбнуться.

– Отец, я знаю, что должна делать. И сделаю это. И даже мать моя меня не остановит. И даже если все жители нашего царства станут кричать и требовать войны, то и они меня не остановят. – «Только ты один можешь меня остановить», – подумала я, но вслух этого не сказала. Впрочем, решимость моя была несколько поколеблена, и я дрогнувшим голосом прибавила: – Умоляю тебя, отец, позволь мне поступить как должно! И защити меня, чтобы я смогла так поступить.

Не знаю, что творилось в его душе, что он хотел бы или мог мне ответить, но тут вперед вышел Дранк. Он, разумеется, все слышал и, будучи весьма самоуверенным и свободным в суждениях, даже не извинился, не попросил разрешения прервать наш разговор, а заговорил, словно мы только и ждали его слов:

– Царь,