Откровенно об иммунитете. Вакцинация - Эула Бисс

«Апокалипсис, – пишет Сонтаг, – стал непрерывным и нескончаемым сериалом; это не апокалипсис наших дней, это апокалипсис от наших дней и навсегда. Апокалипсис стал событием, которое одновременно происходит и не происходит». В эту эру неопределенного и неуловимого апокалипсиса мой отец взялся за чтение стоиков, что абсолютно не удивительно для онколога. Он говорил, что в сочинениях стоиков его привлекает идея о том, что человек не может контролировать то, что с ним происходит, но может контролировать свои чувства в отношении происходящего. Или, как выразился Жан Поль Сартр, «свобода – это то, что ты делаешь с тем, что делают с тобой».

Представляется, что среди многих вещей, которые были сделаны с нами, не последнее место занимает то, что нас сделали робкими и боязливыми. Что будем делать мы с нашими страхами? Этот вопрос занимает меня и как гражданина, и как мать. Как матери, мы должны каким-то образом сбалансировать силу и бессилие. Мы можем в определенной степени защитить наших детей. Но мы не можем сделать их неуязвимыми в большей степени, чем самих себя. «Жизнь, – как пишет Донна Харауэй, – это окно уязвимости».

* * *

Первой жертвой Дракулы после его прибытия в Англию стала красивая молодая женщина, которая каждое утро выглядела бледной и слабой; она осталась жива только благодаря повторным переливаниям крови. К счастью, ее любят трое мужчин, и каждый из них с радостью делится с ней своей кровью. Один из этих мужчин записывает в дневнике: «Ни один мужчина до тех пор, пока сам не испытает этого ощущения, не знает, какое это счастье – видеть, как его кровь вливается в вены женщины, которую он любит». Дракула предпочитает красивых женщин, но насколько мы знаем, он не способен чувствовать любовь. Дракула Брэма Стокера стал вампиром не для того, чтобы тратить свое бессмертие на поиск единственной истинной любви, чем он занят в киноверсии Фрэнсиса Форда Копполы. Он всегда бессердечен, даже в своей смертной инкарнации Влада Сажателя. Дракула, в конце концов, не человек, он – воплощение болезни. Охотники же за вампиром – не столько люди, сколько метафоры лучших качеств медицины. Вампиры забирают кровь, а охотники за вампирами ее отдают.

Я всегда думаю об этом отличии, когда сдаю кровь. Мой сын, которому нравится носить плащ с капюшоном, любит поговорить о хороших и плохих парнях, несмотря на то что я всегда говорю ему, что в каждом человеке есть что-то хорошее и что-то плохое. Мы одновременно вампиры и не вампиры, носим мы капюшоны или нет. Я думаю о дочери Стивена Кинга, Наоми Кинг, которая однажды сказала, что, хотя ей не нравятся ужасы как жанр, ей нравятся богословские вопросы о том, как можно дружить с монстрами. «Если мы демонизируем других людей, – говорит она, – делаем всех других чудовищами и приписываем им чудовищные поступки – а мы все обладаем этой склонностью, – то как мы сами не становимся чудовищами?»

«Хочешь крови?» – спросил меня недавно сын, приложив к моей руке зарядное устройство от сломанного датчика дыма – так он изобразил переливание крови. Когда операция была окончена, он с гордостью произнес: «Теперь тебе не надо есть». Он воображает, что я вампир. И в какой-то степени так оно и есть. Для меня сдача крови – это противоядие против моего вампиризма. Я также плачу долг какому-то безымянному донору. Сейчас я пытаюсь представить себе того донора, глядя на людей, сидящих напротив меня, – мускулистого мужчину, изучающего карточки с текстами и картинками, женщину средних лет, читающую роман, мужчину в деловом костюме, сосредоточенно смотрящего в телефон. Они точно так же могли бы сидеть в ожидании поезда, но сейчас они купаются в ауре альтруизма.

Причины, по которым люди сдают кровь, заключаются не в получении материальной выгоды – это единственное, что мы знаем точно. Но это не значит, что из сдачи крови невозможно извлечь выгоду. В немногих странах, включая Соединенные Штаты, распространена практика «стимулов» для доноров. В 2008 году Красный Крест провел кампанию под лозунгом «Сдаешь мало – получаешь много». Каждый донор имел шанс получить подарочную карточку с 1000 долларов. «Сдаешь мало – получаешь много» может считаться символом современной американской жизни и нашим эквивалентом дней трепета. Однако экономисты провели исследования, показавшие, что стимулы и бонусы могут на самом деле отвратить людей от сдачи крови. Предложение вознаграждения может оскорбить людей, которые хотят сдать кровь из желания сделать доброе дело.

Я вижу, что, когда в руки сидящих напротив меня людей вонзаются иглы, их лица искажаются – пусть на мгновение – непроизвольной гримасой. Я боюсь сдавать кровь, и, так как воображаю, что сидящие здесь люди с большим, чем у меня, желанием и готовностью делают это, я удивляюсь, когда вижу эти гримасы. Медсестра вводит мне иглу в вену, и я чувствую, как мое лицо искажается такой же гримасой. «Мне тоже это не нравится», – думаю я. При этом я вспоминаю одного героя «Дракулы», который, испытав нечто вроде полового экстаза во время переливания его крови любимой им женщине, записывает в дневнике: «Изъятие крови, неважно, насколько оно желанно, вызывает ужасное ощущение».

Медсестра откидывает назад спинку кресла, на котором сидит мускулистый мужчина, потому что ему стало дурно. После того как у меня взяли кровь, я, тоже чувствуя легкую дурноту, сажусь за стол с печеньями и чаем, закрываю глаза и прислушиваюсь к разговору двух молодых парней, едва ли достигших необходимого возраста в восемнадцать лет, сидящих рядом со мной. Один спрашивает другого, зачем он сдает кровь, и тот отвечает: «Мне обычно звонят. Говорят, что у меня редкая кровь, которая подходит всем. У меня первая отрицательная».

Я открываю глаза и вижу, что у юноши, с которым у меня одна группа крови, темная кожа. Мы наследуем группы крови от наших очень далеких предков, но закономерность их наследования не зависит от расовой принадлежности. Первая отрицательная группа крови распространена среди коренных жителей Центральной и Южной Америки, а также среди аборигенов Австралии, но встречается также в Западной Европе и в некоторых частях Африки. Все мы члены одной большой семьи.

«Люди начали запасать на будущее свою кровь, – сетовала Сьюзен Сонтаг в 1989 году. – Модель альтруистического поведения в нашем обществе, модель безвозмездной анонимной сдачи крови скомпрометирована, потому что никто не может быть уверен в качестве крови от анонимных доноров. СПИД не только подстегнул страсть американцев к морализаторству в вопросах пола; он еще сильнее укрепляет культуру эгоизма, который превозносится под личиной “индивидуализма”. Личная заинтересованность получила подкрепление под видом простого медицинского благоразумия».

Простое медицинское благоразумие исторически пересекалось с весьма уродливыми отношениями. Во время Черной Смерти, которая убила половину населения Европы четырнадцатого века, бунтующие массы живьем сжигали евреев с попустительства и одобрения властей и медиков. Сотни еврейских общин были уничтожены в результате обвинений в мнимом заговоре против христиан. Признания в этих преступлениях выбивались из евреев пытками; люди признавались в том, что распространяли чуму, отравляя колодцы. Брэм Стокер рисует Дракулу как обладателя груд золота и большого носа, а смутные указания на его происхождение откуда-то из Восточной Европы позволяют узнать в нем еврея. Для того чтобы сделать это утверждение явным, Дракула Белы Лугоша носит звезду Давида.