Секс в Средневековье - Рут Мазо Каррас

Итак, нерепродуктивный брак мог считаться действительным, это очевидно; другой вопрос – насколько брак действителен, если в нем в принципе не было возможности родить детей. В XII веке разгорелись ожесточенная полемика о том, что делало христианский брак действительным, и два величайших средневековых мыслителя заняли в этом споре противоположные позиции. В одном из текстов канонического права, который приписывают «Грациану», было указано, что брак не считается завершенным и имеющим юридическую силу, если он не был консумирован. Некоторые возражали, что в рамках такой логики Дева Мария юридически не состояла в браке с Иосифом, так как их брак не был консумирован (как верили средневековые богословы, утверждая, что братья Иисуса, о которых говорилось в Библии, на самом деле были его двоюродными братьями). На это возражение автор текста возражал, что брак Девы Марии и Иосифа и в самом деле не был полноценным браком. В подтверждение он цитировал, как Христос, умирая, поручил Марию апостолу Иоанну: если бы ее брак был действительным, ее бы утешал муж. Богослов Петр Ломбардский, автор «Сентенций», которые стали главной богословской книгой в средневековых университетах, утверждал, что брак заключается в момент произнесения согласия, а не консумации. Именно это мнение, которое разделяли и многие другие авторы, одержало верх; следовательно, брак Марии и Иосифа, пусть и не был консумирован, был идеальным браком – и, как утверждал живший в XIV веке Жан Жерсон, Иосиф не утешал Марию во время распятия Христа по той простой причине, что был уже мертв.

В последующие столетия, с развитием и широким применением канонического права, канонисты все чаще говорили о том, что сексуальные отношения все же играют при заключении брака важную роль. Уже в XI веке Иво Шартрский утверждал, что если мужчина относится к своей наложнице как к жене, эти взаимоотношения можно признать супружескими. Согласие сторон могло создать брачные узы даже в отсутствие сексуального контакта – однако, как было обозначено в период позднего Средневековья, это согласие можно было дать двумя разными способами. Слова настоящего согласия – «Я беру тебя в жены» – немедленно создавали действительный брак. Слова будущего или условного согласия – «Я возьму тебя в жены» или «Я выйду за тебя замуж, если мой отец разрешит» – такой силы не имели. Однако если за словами будущего или условного согласия следовал сексуальный контакт, брак немедленно становился действительным; предполагалось, что стороны отказались от условий. Это значило, что обещание жениться, с помощью которого мужчина пытался склонить женщину к сексу – «Если ты забеременеешь, я на тебе женюсь» – не просто можно было привести в исполнение: оно исполнялось само. В отсутствие свидетелей было сложно заставить человека исполнить обещанное, но, согласно нормам канонического права, даже если обещание было дано в отсутствие свидетелей или священника, брак все равно считался действительным: пара заключила брак перед Богом, даже если тому не было доказательств для церковного суда. В восточной церкви, однако, нормы были иными.

Несмотря на то, что консумация не была необходима для того, чтобы считать брак действительным, ее отсутствие должно было быть добровольным. Если любая из сторон была неспособна к половому акту, брак можно было аннулировать. Чтобы установить, способна ли женщина к половому акту, коллегия почтенных матрон могла провести осмотр. В иных случаях женщин вызывали и для осмотра мужчины; из некоторых английских источников мы знаем, что иногда для этого вызывали проституток, которые в каком-то смысле выступали в роли привлеченных экспертов. В одном случае свидетельница дала показания о том, что она обнажила груди и согретыми у сего очага руками массировала и растирала пенис и тестикулы вышепоименованного Джона. И она обнимала и часто целовала указанного Джона… и в продолжение всего этого времени означенный пенис едва достигал трех дюймов… не увеличиваясь и не уменьшаясь в размерах.

Свидетельница и ее коллеги отругали мужчину за то, что он «позволил себе обманом жениться на молодой женщине, хотя не мог доставлять ей удовольствие и служить ей получше этого». Однако в другом деле свидетельница утверждала, что пенис мужчины был «для любой женщины в мире хорош»[96]. На рисунке из рукописи «Декрета» авторства «Грациана»[97] изображено несколько женщин, изучающих гениталии мужчины перед судьей в рамках как раз такой процедуры.

По изображению невозможно понять, каким предполагался социальный статус этих женщин. Очевидно, что они не проститутки, но они совершенно точно не почтенные матроны (на некоторых других рисунках средневековые проститутки изображены с покрытой головой, так что мы не можем расценивать наличие головного убора как признак респектабельности).

Иногда неспособность консумировать брак приписывали не врожденным проблемам, а колдовству. Отцы Церкви и авторы раннего Средневековья время от времени писали о случаях временной импотенции по неизвестным причинам, но в XII веке идея о том, что импотенция может быть вызвана злой магией (maleficium) стала часто встречаться в юридической, медицинской и богословской литературе. Эта идея, по-видимому, зародилась в IX веке и уходит корнями в народную веру в существование различных видов любовной магии – причем в рамках этой веры зачастую не было значительной разницы между тем, чтобы приворожить мужчину, и тем, чтобы при помощи магии сделать его импотентом с другими женщинами. Впоследствии идею о любовной магии реинтерпретировали и систематизировали богословы, которые должны были работать с этим вопросом, поскольку импотенция была основанием для аннулирования брака. Наконец, в период позднего Средневековья богословы связали импотенцию с колдовством ведьм. В еврейской культуре также считалось, что колдовством можно вызвать импотенцию, и она, как и бесплодие, могла быть основанием для развода.

Однако вера в такое колдовство была характерна не только для христианских богословов в период высокого и позднего Средневековья. Она также встречается и в художественной литературе: в пример можно привести «Сагу о Ньяле», написанную в XIII веке в Исландии и повествующую о дохристианских временах. Исландец Хрут сын Херьольва в Норвегии завел роман с вдовствующей королевой Гуннхильд. Когда ему настало время возвращаться в Исландию, она сказала ему: «Если моя власть над тобой так велика, как я думаю, то не будет у тебя утехи в Исландии с женщиной, что у тебя на уме. А с другими женщинами ты добьешься чего хочешь»[98]. Он женится на Унн, которая через какое-то время сказала отцу, что она хочет развестись (что по исландским законам было допустимо):