Живая очередь - Александр Андрианов

— Да ладно тебе, он больше не полезет. Он ведь себе не враг.

— А может, нам с ним перемирие заключить? — предложил Кирилл. — Все ж лучше, чем на ножах постоянно быть, да колкостей друг от друга ждать.

— Мир? С ним? — возмутился Степан. — Да я скорее ему горло перегрызу, чем договариваться о чем-то буду.

— Согласен со Степаном, — заявил Андрей. — Он бабу Дуню погубил, Серегу. Нас всех опозорил. Никаких дел с этим человеком я иметь не намерен.

— И я тоже, — добавил Дмитрий Петрович. — Но продолжать войну я бы тоже пока не стал. Оглядеться нужно, посмотреть, как этот гад будет дальше себя вести.

На том и порешили, а затем очередь к хирургу заняли. Любопытно было старикам, развернут их или нет? Пошлют за направлениями и медицинскими картами или и так все сойдет? Каково же было их удивление, когда хирург не только принял их без всяких бумажек, но даже шутил и улыбался, крепкого здоровья всем пожелал. Другие пенсионеры, узнав об этом, еще больше обрадовались. Мигом от кабинета терапевта разошлись, да очереди к другим врачам позанимали. Как в былые времена. Никто беды не ждал и опасности не чуял. Уверены были, что Алексей Филиппович слабину дал. Понял, что жареным запахло, и пошел на попятную! Только Андрей, Степан, да Дмитрий Петрович убеждали стариков победу раньше времени не праздновать, да только куда там!

На следующий день Алексей Филиппович вызвал Лизу в свой кабинет и велел ей плотно закрыть за собой дверь.

— Ну как там обстановка, Лизонька? — спросил он. — Что в моей вотчине творится?

— Старики радуются, победу празднуют. Уверены, что вы отступились, и все теперь будет, как раньше.

— Замечательно. Вот ведь наивные, а? Совсем меня не знают! Ну да ладно, еще что?

— Врачи некоторые ропщут. Не понимают, почему от них то одного требуют, то другого. Сначала без направлений никого даже пускать не велели, а затем, наоборот, порядки былые вернули.

— Что ж. Куда им, недальновидным, мои мысли постичь? Этого я и не ждал. Ладненько, с ними я потом сам разберусь и политику партии разъясню. Вот столько с пенсионерами вопрос улажу и за медперсонал возьмусь. Еще новости есть какие-нибудь?

— Да вроде бы нет.

— Хорошо. Тогда вот что сделай. Как Софью одну увидишь, выцепи ее и ко мне в кабинет веди. Но только так, чтоб никто больше этого не видел. В смысле, никто из ее друзей.

— Конечно, Алексей Филиппович, сделаю.

— Вот и славненько. Иди работай.

Вызвать Софью на разговор для Лизы проблем не составило. Женщина обычно раньше всех приходила — к самому открытию поликлиники. Не сиделось ей дома с родной внучкой и ее лодырем-мужем. Смотреть на них было больно, а в последнее время даже противно. На замечания они не реагировали, к мудрым советам не прислушивались. «Отвяжись», «Сами разберемся», «Достала уже» — других слов они и не знали.

Подкараулив старушку на третьем этаже, Лиза взяла ее под руку и повела к главному врачу, объяснив, что у Алексея Филипповича имеется к ней важный и серьезный разговор.

— А что стряслось-то? — удивилась Софья.

— Вот от него все и узнаете. Мне он не докладывался.

Алексей Филиппович тоже приезжал в поликлинику заблаговременно, поскольку был очень пунктуальным человеком и никогда не опаздывал. В отличие от многих других руководителей, он считал, что хороший начальник обязан прибывать на рабочее место одним из первых, чтобы быть примером для других. Он с радостью встретил Софью и предложил ей сесть. Расположившись в кресле, женщина почувствовала себя очень неуютно. Ей было попросту страшно сидеть здесь наедине с этим человеком, выдерживать его пристальный взгляд. Она опустила глаза в пол и положила руки на колени, как примерная ученица в начальной школе. Алексей Филиппович улыбнулся, точнее, оскалился, как голодный волк в предвкушении скорой добычи. Но Софья совсем не обратила на это внимания…

— Здравствуйте, — обратился к ней Алексей Филиппович.

— Здравствуйте.

— Печальные новости у меня для вас, Софья Андреевна, очень печальные.

— А что случилось? — перепугалась женщина

— Понимаете, в чем дело… Как бы это помягче сказать… Знаете ли вы, что ваша внучка и ее муж жалуются на вас? Говорят, что жить с вами под одной крышей просто невыносимо.

— А вам-то какое до этого дело? — возмутилась Софья. — Вы в мою личную жизнь не лезьте!

— Да я бы и не лез, кабы не одно обстоятельство.

— Какое такое обстоятельство?

— А вот это, — ответил Алексей Филиппович, протягивая Софье документы, подписанные Сергеем Геннадьевичем и его женой. — Полюбуйтесь. Черным по белому написано, что отказываются они от вас и намерены поместить вас в дом для престарелых.

— Как же так, — растерялась женщина, не веря собственным глазам. — Да что же это делается… Я ж заботилась о них… Пылинки сдувала… Знала, что недолюбливают меня, но чтоб в дом для престарелых сдать…

— Да, Софья, к моему глубокому сожалению, все именно так и обстоит. Я понимаю, как вы расстроены, но там вам на самом деле лучше будет. И заботой, и уходом надлежащим обеспечат. Ну зачем вам жить с людьми, которые от вас избавиться хотят? Самой-то не обидно?

— Обидно мне или нет — не ваше дело. Я… Я… вообще не понимаю, что происходит…

— Вот я вам и пытаюсь объяснить. Завтра документики ко мне придут о вашей полной недееспособности. А это значит, что опекуна вам назначат. Скорее всего, им станет Сергей Геннадьевич. И уж тогда вы без его ведома и шагу ступить не сможете. Ни пенсию получить, ни в магазин сходить. Вам оно надо?

— Какой еще опекун? Я ведь сама о себе всегда заботилась…

— Раньше, может, и заботились, а сейчас возраст уже не тот. К тому же, сами подумайте, ну не нужны вы никому, даже родственники от вас отказались. Думаете, просто так? Нет, все закономерно, вы всем только мешаетесь. Зачем навязываться, вы же умная женщина. Не упрямьтесь, все формальности я улажу, от вас и не потребуется почти ничего. В доме для престарелых вам спокойнее будет, там мой хороший друг делами заправляет, он о вас позаботится.

— Но я не хочу… Не хочу, Алексей Филиппович, — заплакала женщина. — Я не мешаюсь ведь никому, я на путь их правильный наставить пытаюсь. Куда ж мне из родного дома-то уходить? Я привыкла к нему, к райончику нашему. Здесь ведь вся молодость моя прошла.

— Софья Андреевна, но поймите и вы меня. Я как главный врач желаю вам только добра. То, что вы пытаетесь молодежь свою перевоспитать — это похвально, да вот только внучка ваша и ее муж считают, что это старческий маразм. Утверждают, что житья от вас никакого нет, замучили вы их, загоняли. А заботиться они о вас больше не в силах.

— Врут охальники! Все врут от начала и до конца!

— А вот это уже не мое дело, вы в дом престарелых поедете в любом случае. Это уже решено.