Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина - Чарльз Спенсер Чаплин

– C’est ca![12]-требовательно заявила она.

– Прошу прощения, я, пожалуй, остановлю коляску.

Заплатив извозчику, я попросил отвезти ее назад, к театру, а сам вышел, чувствуя себя обманутым и разочарованным.

Наше шоу пользовалось огромным успехом, и мы могли бы играть в «Фоли-Бержер» еще хоть десять недель, если не больше, но у мистера Карно были другие планы. В то время я получал уже шесть фунтов в неделю, но тратил все до последнего пенни. Со мной познакомился двоюродный брат Сидни – не знаю, кем он приходился мне. Этот наш родственник был богат, принадлежал к так называемому высшему классу и во время своего пребывания в Париже составил мне очень веселую компанию. Он был помешан на театре и даже сбрил усы, чтобы проходить за кулисы в качестве члена нашей труппы. К моему сожалению, ему вскоре пришлось вернуться в Англию, где богатенькие родственники быстро объяснили ему, кто он такой и где его место, а потом отправили в Южную Америку.

Еще до отъезда в Париж я узнал, что Хетти с ее труппой тоже выступала в «Фоли-Бержер», и надеялся на встречу. В первый же вечер я отправился за кулисы наводить справки, но одна из танцовщиц сказала, что труппа отправилась на гастроли в Москву еще неделю назад. Когда я разговаривал с девушкой, сверху с лестницы раздался сердитый голос:

– Немедленно поднимись ко мне! Как тебе не стыдно разговаривать с незнакомцами?

Это была мать девушки. Я попытался объяснить ей, что всего лишь хотел спросить о своей знакомой, но суровая мамаша проигнорировала меня.

– Никогда больше не разговаривай с этим типом! Немедленно поднимись наверх!

Я был обижен ее откровенной неприветливостью, но немного позже мне удалось познакомиться с этой женщиной поближе. Она и две ее дочки жили в том же отеле, что и я. Дочки были танцовщицами балетной труппы «Фоли-Бержер». Младшая – симпатичная и талантливая тринадцатилетняя девушка – была примой труппы, а вот старшая, которой было пятнадцать, не отличалась ни талантом, ни привлекательностью. Их мать была француженкой, полной женщиной около сорока лет, вышедшей замуж за шотландца, который жил в Англии.

Оглядываясь назад, я часто думаю, каким же удивительно невинным и наивным я был в то время! Однажды вечером, когда девочек не было в номере и мы с их матерью сидели вдвоем, я вдруг заметил, как изменилось ее поведение, как задрожали руки, когда она наливала чай. Я рассказывал о своих надеждах и мечтах, привязанностях и разочарованиях, и мадам сильно растрогалась, а когда я поднялся, чтобы поставить чашку на стол, она вдруг быстро подошла ко мне.

– Ах вы сладкий, – сказала она, взяв мое лицо в ладони и настойчиво заглядывая мне в глаза. – Никто не должен обижать такого хорошего мальчика.

Глаза ее затуманились, они буквально гипнотизировали меня, а голос дрожал.

– Знаете, я люблю вас как сына, – произнесла она, все еще удерживая мое лицо в ладонях.

Затем медленно приблизилась и поцеловала меня.

– Спасибо, – искренне ответил я и вполне невинно поцеловал ее в ответ.

Она продолжала гипнотизировать меня своим взглядом, губы ее дрожали, глаза снова затуманились, но затем она, словно взяв себя в руки, наклонилась, чтобы налить чашку свежего чая. Манера ее поведения изменилась, она слегка улыбнулась уголками рта:

– Вы такой сладкий, и вы мне очень нравитесь.

И стала откровенно рассказывать о своих дочках.

– Младшая – ну прямо очень хорошая девушка, а вот за старшей нужен глаз да глаз, с ней будет много проблем.

После шоу она обычно приглашала меня на ужин, который накрывала в большой спальне, где она спала с младшей дочерью. Прежде чем вернуться к себе, я целовал и мать, и дочь с пожеланием спокойной ночи и возвращался к себе через маленькую комнату, где спала старшая. И вот однажды, когда я проходил через эту самую комнату, старшая дочь поманила меня к себе и сказала: «Оставь дверь открытой, и, как только они заснут, я приду к тебе». Поверите или нет, но я резко оттолкнул ее и пулей выскочил из комнаты. Помню, что в конце наших гастролей в «Фоли-Бержер» я узнал, что старшая дочь, которой действительно было пятнадцать лет, сбежала с каким-то немцем, тучным шестидесятилетним дрессировщиком собак.

Откровенно говоря, я не был таким уж невинным, как могло показаться. Временами вместе с другими актерами труппы мы отрывались в местных борделях и куролесили на славу. Однажды, употребив несколько рюмок абсента, я сцепился с одним парнем – бывшим чемпионом по боксу в суперлегком весе по имени Эрни Стоун. Все началось в ресторане, где нас растащили по углам официанты и полицейские, после чего Эрни сказал, что ждет нашей встречи в отеле, где он жил как раз над моей комнатой. И вот в четыре утра я постучался к нему в номер.

– Заходи, – хрипло сказал он, – сними ботинки, а то наделаем тут шума.

Мы тихо и быстро разделись по пояс и встали друг против друга. Не помню, сколько продолжалась наша схватка. Несколько раз он доставал меня ударами в подбородок, но без особого эффекта.

– Ну, я думал, у тебя есть удар, – съязвил я.

Эрни рванулся вперед, промахнулся и со всей силы врезался головой в стену, да так, что чуть не потерял сознание. Я тут же попытался добить его, но мои удары были слишком слабы. В этот момент я мог бы закончить поединок в свою пользу, мне ничего не мешало, но сил уже не было. Вместо этого я тут же получил удар в лицо, да такой силы, что зубы мои зашатались.

– Ну все, хорош, – сказал я, – не хочу остаться без зубов.

Он подошел, мы обнялись, а потом посмотрели на свое отражение в зеркале – я исколошматил ему все лицо. Мои руки распухли до размера боксерских перчаток, везде в номере была кровь: на потолке, на занавесках и на стенах. Как она туда попала, можно было только догадываться.

Ночью, когда я спал, кровь вместе со слюной вытекала из уголка рта и тонкой лентой обвивала мою шею. Маленькая прима-балерина, которая утром приносила мне в номер чашечку чая, увидев меня, громко закричала – она решила, что я покончил с собой. С тех пор я никогда и ни с кем не дрался.

Как-то вечером ко мне подошел переводчик и сказал, что со мной хочет познакомиться один знаменитый музыкант и приглашает меня подняться к нему в ложу. Мне было неимоверно интересно еще и потому, что вместе с ним в ложе была очень красивая, экзотического вида молодая дама – балерина русского балета. Переводчик представил меня, и джентльмен сказал, что ему очень понравилась моя игра на сцене и что он очень удивлен, что я так молод. Я вежливо поклонился, с благодарностью приняв комплименты, не переставая при этом бросать взгляды на красавицу, сидевшую рядом.