Французский шелк - Сандра Браун

— Спасибо, мистер Кассиди.

— Не за что — коньяк-то ведь ваш.

— Все равно спасибо.

Клэр была рада, что он не включил электричество. Сквозь стеклянную стену в комнату проникало достаточно света. Время от времени нависшие над землей облака освещались вспышками молнии, и тогда небо напоминало негатив фотоснимка. Но в основном буря уже стихала, оставляя после себя плотную пелену дождя. Серебристые потоки омывали стекла окон, отбрасывая неясные тени на лицо Клэр, когда она приблизилась к окну. Река вырисовывалась внизу широкой темной лентой, контуры которой подчеркивались фонарями на набережной по обе ее стороны.

Первый глоток коньяка обжег горло. От второго разлилось благодатное тепло — сначала оно коснулось губ и постепенно отозвалось легким покалыванием в кончиках пальцев.

— В такие минуты мне становится жаль, что я не курю, — заметила Клэр.

— Простите?

— Я сказала, что иногда мне бы хотелось курить. Сейчас как раз такой момент. — Обернувшись, она увидела, что он стоит гораздо ближе, чем она предполагала. Его глаза были того же цвета, что и дождь, хлеставший в окна, и в них была такая глубина, что дух захватывало.

— Курение вам не на пользу.

— Да, я знаю. Просто я иногда завидую курильщикам — сигарета приносит им немедленное расслабление. — Клэр провела пальцами по стеклу бокала. — Вы когда-нибудь видели, как курильщик сигары выпускает дым в бокал с коньяком, прежде чем сделать глоток? — Кассиди покачал головой. — Забавно смотреть, как дым закручивается в спираль внутри бокала, а потом вдыхается вместе с глотком коньяка. Это придает напитку особую чувственность. Я думаю, коньяк от этого должен становиться вкуснее. А может, вкуснее становится сигара? Не знаю.

— И кто же проделывал такой фокус?

— Да никто. Я видела это в фильме с Ричардом Бартоном. Вполне возможно, что эта привычка свойственна только ему. А может, это было в моде в прошлом веке.

Его волнующий взгляд неотрывно следовал за каждым ее жестом.

— Что на вас навеяло такие думы, Клэр? Она пожала плечами:

— Дождливый вечер, коньяк…

— А может, вы просто хотели сбить меня с толку?

— Неужели вас так легко сбить с толку?

Он колебался чуть дольше, чем ему хотелось бы, прежде чем ответить коротким «нет». Затем залпом допил коньяк и отнес пустой бокал к буфету. Когда он вернулся к окну, где стояла Клэр, в нем опять уже заработал профессионал.

— Что же произошло сегодня вечером?

— Вы ведь были вместе со мной и видели все своими глазами.

— Но я до сих пор так и не понял, что произошло. Она улизнула из дома, верно?

— Да, улизнула.

— Послушайте, я, наверное, не так выразился, но я не хотел…

— Я знаю, что вы не хотели.

— И как часто она… Как часто с ней такое случается?

— Когда как. Бывает по-разному. Иногда она устраивает спектакль. Иногда на нее нападает страшная хандра. А бывают у нее и ясные, светлые дни. Но в основном, как и в первый раз, когда вы видели ее, она путается в именах и событиях, словно у нее старческий маразм. — Клэр вдруг понизила голос. — Иногда она становится такой, как сегодня вечером, — полностью отрешенной от мира.

— И чем это вызвано?

— Не знаю.

— А что говорят доктора?

— Они тоже не знают. Сколько я помню маму, она всегда была такой, только с годами болезнь ее прогрессирует, и приступы случаются все чаще. В самом начале болезни они напоминали лишь всплески депрессии. В такие дни, как рассказывала мне потом тетя Лорель, мама уединялась в своей комнате и плакала дни напролет, не вставала с постели, отказывалась от еды. Мы с тетей Лорель ухаживали за ней, стараясь во всем угодить.

— Ей следовало бы с самого начала назначить хорошее лечение. — При этих словах Кассиди Клэр встрепенулась и гневно посмотрела на него. — Я сказал это не в порядке критики, не подумайте, — поправился он.

Клэр какое-то мгновение словно изучала его. Убедившись в его искренности, она несколько успокоилась и отбросила враждебность.

— Теперь-то я понимаю, что необходимо было немедленно поместить ее под медицинское наблюдение. Такая глубокая депрессия — это уже серьезная болезнь. Но я была ребенком. А тетя Лорель, при всей своей доброте, совсем не знала, как следует обращаться с душевнобольными. Она даже не придавала серьезного значения этой болезни. Мама была молодой женщиной, обманутой в своих чувствах. Семья отказалась от нее, лишила наследства. И тетя Лорель ошибочно думала, что болезнь мамы — не что иное, как страдания разбитого сердца.

— Разбитого сердца, которому не суждено успокоиться.

Клэр кивнула.

— Однажды с мамой случилось то же, что и сегодня вечером. Она оделась и ускользнула из дома с уложенным чемоданом. Я была тогда очень молода, но помню, что тетя Лорель чуть с ума не сошла от беспокойства, пока полицейский не привел маму домой. Он знал нас и заметил маму, когда она шла по Кэнел-стрит с тяжелым чемоданом в руках. Когда он подошел к ней и предложил свою помощь, он сразу обратил внимание, что она не в себе. Спасибо ему, он привел ее домой вместо того, чтобы тащить в полицейский участок. Так что ее миновала столь тяжкая участь.

— Во время таких приступов она что, воображает, будто сбегает из дома с возлюбленным?

— Да. Я думаю, что еще до того, как мой отец оставил ее, он предлагал ей убежать с ним. В конце концов он, должно быть, струсил, а она так и осталась ждать его. Теперь мама воображает, что он придет за ней в условленное место. Сегодня, я уверена, она ехала на перекладных, торопясь в «Поншартрэн».

— Это было место, где они должны были встретиться?

— Нет. Место встречи у нее всегда меняется. Мама никогда точно не знает, где и когда она должна встретиться со своим молодым человеком. И, не в силах оценить свои действия, вечно ругает себя за то, что, вероятно, все перепутала.

Клэр отвернулась от окна и посмотрела на Кассиди.

— В ту ночь, когда был убит Джексон Уайлд, мама выскользнула из дома и пошла в «Фэрмон». Мне позвонил Андре и сказал, что она сидит в вестибюле отеля и дожидается своего возлюбленного, так что я поехала за ней. Вот почему я оказалась там. Узнав же о том, что произошло в ту ночь, я попросила Андре не говорить никому о том, что я была в отеле. И поскольку мое присутствие там никоим образом не связано было с Уайлдом, он согласился хранить мою тайну. Я уверена, что вы и ваши коллеги были безумно счастливы, прослушав запись нашего разговора, но вы его не правильно истолковали.

Клэр допила свой коньяк. Кассиди взял у нее из рук пустой бокал и отнес его к буфету.

— Не было бы всем проще и спокойнее, если бы вы поместили мать в клинику? — спросил он.