Veni, vidi, vici - Олеся Шеллина

Ну не выгонять же его как собаку на мороз, из-за его блудливой натуры. Моему деду он никто, поэтому всячески помогать Петру не входит в его планы. Зато это входит в мои планы, и если он не хочет, чтобы мы пошли по миру, и я не помер нигде раньше времени, то ему стоит все же более активно начинать заниматься делами клана, которые поручает мне дед, а, следовательно, ускорять процесс их выполнения, чтобы в глазах главы клана подняться. А там, глядишь, принесет пользу и не только договор на обучение от деда может ему перепасть.

На этой мысли глаза закрылись сами собой, и я задремал, балансируя на грани сна и яви. Сквозь эту полудрему я услышал, как ушел Петр, открылась и закрылась дверь, а потом я словно начал падать в глубокий колодец, в котором нет дна. Это ощущение падения было настолько явным, что я захотел уже открыть глаза, решив, что это прекратит падение, но, с ужасом осознал, что не могу этого сделать, продолжая лететь куда-то вниз. Падение прекратилось резко, и я почувствовал рывок куда-то в сторону, после чего распахнул глаза, осознавая, что нахожусь вовсе не в комнате Петра. Больше всего обстановка напоминала кухню.

Что-то странное происходило с моим зрением. Все предметы словно расплывались перед глазами, однако, имели очень четкие контуры. А еще все было окрашено в черно-белые цвета, словно все краски куда-то исчезли. В добавок ко всему в стройный ряд моих мыслей начали вклиниваться посторонние, какие-то обрывистые, странные.

— Холод... Тепло... Вкусное мягкое мясо, где тепло. Это мясо они называют «сосиски». Посторонний. Опасность. Предупредить.

Возле стола стояли двое: мужчина и женщина. Женщина цеплялась за куртку мужчины, так похожую на мою, сшитую по лекалам курток клириков.

— Толя, Толенька, когда мы сможем не встречаться тайком, а открыто заявить на весь мир о наших чувствах? — я бы не назвал кухню дома Ивана Романова каким-то тайным местом. Женщину я узнал — Екатерина, третья дочь Прасковьи и Ивана. Между прочим, она замужем, и муж, как мне известно, присутствует очень недалеко, буквально в соседней комнате. Да что не так с дочерями и внучками Ивана?

— Катенька, скоро. Я обещаю. Но мне надо попасть в пещеру и побыть с камнем наедине хотя бы час. Этот проклятый выродок, глава вашего клана, вечно мне карты путает, — похоже, что мужчина — это тот самый неуловимый Анатолий Долгорукий. И у меня возникает вопрос, его не могут найти, или все-таки не хотят?

— Зачем тебе так рисковать? Оно того не стоит...

— Не говори о том, в чем ничего не понимаешь, — довольно резко прервал ее Долгорукий. А все же интересно, что он делает именно здесь, в поместье Ивана? Что-то сомнительно, что его чувства к Катеньке настолько велики, чтобы на них попасться.

— Как я могу что-то понимать, если ты мне ничего не говоришь, — Екатерина отошла от него, приблизившись ко мне. — А ты что здесь делаешь? А ну пошла отсюда, мерзкая тварь, — прошипела женщина, на которую я смотрел почему-то снизу-вверх, но резких движений старалась, тем не менее, не делать. Я хотел ответить ей, но из моего рта раздалось приглушенное рычание, а хвост замел по полу с невероятной скоростью и силой. Что? Хвост? Что к чертовой матери происходит?

— Что там у тебя? — Долгорукий сделал два шага, обойдя стол, из-под которого я, оказывается, и наблюдал за ними. — Кто это? — он задумчиво меня разглядывал, а Екатерина, быстро отступив за спину бывшего клирика зачастила. — Это пантера Петра, Алешкиного сыночка. Этого мямли и размазни. — Я не понял, кому была адресована столь лестная характеристика, мне или моему папаше? — Видимо, дед подарил. Совсем старик из ума выжил.

Как только она заикнулась о пантере, до меня дошло, что я смотрю на них глазами Сони, которая каким-то образом сумела втащить меня к себе в голову.

— Уходи оттуда, живо! — заорал я, не удивлюсь, если кричал вслух, потому что все еще не осознавал, где я нахожусь на самом деле. — Соня, ко мне!

Картинка перед глазами сменилась и вот я уже несусь с огромной скоростью по коридору. Но перед тем, как выскочить из кухни, я услышал задумчивый голос Долгорукого.

— Странная какая-то пантера, что-то в ней есть необычное.

Дверь, ее можно открыть, поддев лапой, что я и делаю. Заскакиваю в комнату и на диване вижу лежащее тело... Мое тело!

Резкий рывок, голова закружилась, и я скатился с дивана, глядя на севшую рядом со мной Соню.

— Господи, как это все произошло? — помотав головой, я попытался вернуть себе ориентацию в пространстве, потому что с трудом в это мгновение различал, где пол, а где потолок. Кроме того, в голове набатом звучало, что нужно, как можно скорее, рассказать про ренегата, и про то, что я нашел вот таким странным образом то предательство, о котором говорил дед.

Разбираться, как именно Соня умудрилась проделать подобное со мной, было некогда. Как и разбираться в том, был ли Иван осведомлен в увлечениях дочурки. А его осведомленность вполне могла быть правдой, учитывая место, где встречалась парочка. Не удивлюсь, если окажется, что кухня — это просто некое стечение обстоятельств. Тем более, тут они действительно рисковали, словно, хотели, чтобы их обнаружили. А может быть так оно и было, учитывая претензии Екатерины к своему ухажеру. Сомневаюсь, что сам Долгорукий был в курсе того, что это чуть ли не самое проходное место этого дома. Там постоянно кто-то носится, так и норовив вытащить что-нибудь из огромного холодильника. Как я понял одно простое правило, принятое здесь: добыча еды — удел голодных. Не успел на завтрак, обед или ужин, иди на кухню и перебивайся колбасой, никто ради тебя стол накрывать больше не станет, не потому что прислуге все равно, а потому что запрещено. И попасться на краже еды, тоже репутацию в доме не поднимает, но вот на это всем было глубоко плевать. Сами такие условия поставили. Но не суть.

Дед передал мне индивидуальный одноразовый портал, который мог меня мгновенно перенести в его родовое поместье в Костроме. Но вот именно сейчас его со мной не было. Он остался в кармане куртки в моей комнате, откуда я ушел после ссоры с Клыковой. Ладно, здесь все равно оставаться опасно, особенно, учитывая тот факт, что Долгорукий с минуту на