Герой-любовник, или Один запретный вечер - Екатерина Гринева

– Привет!

В ответ молчание. Дверь распахнулась, на пороге стояла девочка лет шести-семи с большим белым медведем в руках.

– Привет! – повторил он, подхватывая ее на руки. – Соскучилась? – Он отошел в сторону, как бы выставляя меня на обозрение. – Это Александра. Можно просто тетя Саша. Наша дальняя родственница. Она поживет у нас пару дней. Ты не против?

И снова молчание. Ни слова не говоря, Ася повернулась к нам спиной и пошла по коридору, волоча за лапу медведя.

– Все нормально, – шепнул он мне. – Проходи на кухню.

– Но сначала – в ванную мыть руки. Я злостный поборник чистоты. Москва – грязный город, и чем чаще мыть руки, тем лучше. Это и Аське говорю… Профилактика против микробов.

Я пошла в ванную: стены выложены бежевой плиткой, новая белая ванна, большое овальное зеркало, в котором отразилась я – с испуганным взглядом и спутанными волосами. На стеклянной полочке – пара щеток, зубная паста, одеколон и гель для бриться. Еще одна зубная паста – детская, с ярким рисунком на тюбике. Детский шампунь и гель для душа.

Я мыла руки тщательно. Потом стряхнула их и вытерла желтым полотенцем.

Никаких следов женского присутствия – ни ватных дисков, ни помад, ни туши-пудры, ни ароматических солей для ванн.

Он живет вдвоем с дочерью?

Я вышла на кухню. Кирилл Андреевич стоял у плиты, повернувшись ко мне спиной.

– Давайте я похозяйничаю.

– Нет, – резко сказал он. – Не надо. У меня все по-спартански. Я обедаю на работе. А к Асе приходит няня и кормит ее. Так что могу предложить только бутерброд с сыром и печенье.

– Спасибо.

Кирилл Андреевич пил чай большими глотками, словно куда-то торопился.

– Завтра рано вставать. На работу. Я покажу вам, где вы будете спать…

Я торопливо сунула бутерброд в рот.

– Я не тороплю вас. – Он почему-то перешел на «вы». – Просто объясняю, что и как.

Комната, которую он мне определил, была небольшой, но очень уютной. Пузатый комод с резными ножками. Платяной шкаф с темными полированными дверцами, на стенах – яркие картины – пейзажи, натюрморты. Около окна столик с незаконченной вышивкой…

– Вот. Сейчас я дам вам белье.

Он открыл шкаф и сунул мне стопку белья.

– Спокойной ночи, – пробормотал он и быстро вышел из комнаты.

Проснулась я от того, что свет заливал комнату. Первое время я не понимала, где нахожусь, потом все вспомнила и, сев на диване, нахмурилась. Я абсолютно не знала, что делать дальше. Голова была ясно-пустой, и никаких мыслей на ум не приходило. Возвращаться обратно в свой город? А что будет с Эвой? Сколько она может прятаться? И оставят ли ее в покое эти люди? И что им в конце концов от нее нужно? И что они искали в квартире у Милены Сергеевны? Я усмехнулась. Я все время думаю об Эве и ни разу не задала себе вопрос: а оставят ли в покое эти люди меня? Или мои дела так плохи, что хуже не бывает? Вчера Кирилл Андреевич что-то говорил о том, что свидетелей не оставляют. А может быть, я и есть ненужный свидетель всей этой истории?

Я встала, оделась и пошла на кухню. Там уже сидела Ася с белым медведем.

– Привет! – произнесла я, вырастая в дверях. Она посмотрела на меня и ничего не сказала.

Я подошла к плите. Спиной я чувствовала напряженный Асин взгляд.

– Ты уже завтракала?

И снова молчание.

– Я сейчас буду чай пить. Составишь компанию?

Ни звука. И тогда я разозлилась.

– Тебе не говорили, что со взрослыми нужно быть вежливой?

– Я. У. Себя. Дома, – отчеканила она. – А. Ты. Посторонняя.

– Это верно. Но у меня проблемы. Я попала в беду. Понимаешь?

Ася соскользнула со стула и ушла из кухни.

Я провела рукой по лбу. Черт! Просил же меня Кирилл Андреевич не приставать к Асе. А я пристала. И на кой ляд она мне сдалась? Ну, молчит девочка и молчит. Может, родители развелись, вот и травма у ребенка. Что тут поделаешь?

Выпив чай, подумала, что больше странной Асе я не скажу ни слова.

Я ушла к себе в комнату и включила телевизор. В два часа хлопнула входная дверь. Я выглянула. Незнакомая женщина в белых брюках, просторной белой блузке и белой панаме с двумя сумками в руках вошла в комнату. Этакий снеговик, которому только не хватало носа-морковки. Увидев меня, она попятилась, и сумки выпали у нее из рук.

– Здравствуйте, – громко сказала я, выходя из комнаты.

– В-вы к-кто? – заикаясь спросила женщина. Ей было лет пятьдесят. У нее было широкое круглое лицо и маленькие глазки.

– Александра. Вам Кирилл Андреевич обо мне разве не говорил?

– Нет. Наверное, не успел. А кто вы? – настойчиво спрашивала женщина.

– Дальняя родственница.

– Да? – она с сомнением окинула меня взглядом.

– Если хотите, можете позвонить ему.

– Я так и сделаю.

После краткого разговора по сотовому с Дмитриевым женщина повернулась ко мне и поджала губы.

– Я Асина няня. Вероника Николаевна. Странно, что мне ничего о вас не рассказали.

– Так получилось.

– Вы приехали… вчера?

– Да. Внезапная поездка.

– А вы откуда?

– Из Владивостока, – разозлилась я. – С окраины России.

Судя по взгляду, каким меня окинула Вероника Николаевна, следующий вопрос был бы: «И чего тебе не сиделось в твоем Владивостоке?».

Я не выдержала.

– Вы приехали кормить Асю? Приятного аппетита. – И я хлопнула дверью.

Я опустилась на диван и уткнулась лицом в ладони. И чего я все время срываюсь? Нервы? Усталость? Чувство страха? Или на меня навалилось все вместе?

Когда дверь закрылась с характерным шумом, я выглянула из комнаты и направилась в кухню – попить чай. Хотя ужасно хотелось есть. Но мне никто ничего не предлагал. На столе высилась горка аппетитных румяных, с поджаристой корочкой котлет. На плите стояла моя любимая жареная картошка. Я проглотила слюну. Может, плюнуть и съесть? Но эта невыносимая Вероника Николаевна наверняка приготовила еду для Кирилла Андреевича. Я все слопаю и тем самым выставлю себя в дурацком свете. Нет уж, потерплю.

Ася больше не появлялась, и я сидела, вперившись в телик, и еще два раза бегала «попить чаю». Еще немного и чай польется у меня из ушей, мрачно подумала я.

Когда вечером пришел Кирилл Андреевич и позвал меня в кухню, я твердо решила объявить ему, что уезжаю домой. Эве я ничем помочь не могла, к чему дальше обременять чужого человека. Асе я явно действовала на нервы, Веронике Николаевне – тоже.