След грифона - Сергей Максимов

– Вопрос для меня решен, – резко сказал Джунковский.

Был он небольшого роста, сухощавый телосложением и резкий в движениях. Даже в совершенном молчании и покое Джунковский напоминал сжатую до упора пружину, готовую в любую минуту разжаться и ударить накопившимся напряжением в окружающих. Речь генерала отличалась редкой неблагозвучностью из-за хрипловатого тембра голоса. Неудивительно, что даже более высокий и крупный Григорий Распутин пасовал перед жестким темпераментом генерала.

– Вопрос для меня решен, ваше превосходительство! – еще раз более жестко произнес генерал.

Решительность Джунковского была столь очевидна, что Поливанов бессильно обратил свой взгляд на Степанова.

– А вы что скажете, Александр Николаевич? – обратился военный министр к генералу.

– Боюсь, что упрямство моего друга, к моему великому сожалению, непреодолимо, – ответил Степанов. В отличие от военного министра он все же понимал, что принятие бывшего шефа жандармов на работу в Генштаб – ситуация весьма не простая. Личность Джунковского раздражала не только двор, но и военных.

– Да поймите же, господа! – воскликнул Джунковский. – Не сегодня завтра я буду уже не бить мерзавцев по лицу, а, вот вам крест истинный, стрелять начну!

И Поливанову, и Степанову было ясно, что бывший жандарм действительно готов стрелять.

– Вы никогда не задумывались, почему я вместе с начальником Департамента полиции Лопухиным выдал эсерам Азефа, а своего агента Малиновского председателю Думы Родзянко? – вдруг спросил Джунковский.

– Я полагал, что это все же вымысел наших газетчиков, – удивленно ответил Поливанов.

– Нет, в этот раз все истинная правда.

– Так почему же? – искренне заинтересовался Поливанов. – Если они были вашими агентами, то весьма успешными.

– В том-то все и дело. На каком-то этапе работы у подобных людей начинается умственное расстройство. И, возомнив из себя вершителей чужих судеб, они начинают угрожать уже тебе самому. Становятся неуправляемыми и опасными для общества, а не только для революционеров. На этом этапе их начинают использовать и другие, третьи силы. Лучшая иллюстрация – убийца Столыпина Богров. Вот Александр Николаевич прекрасно знает, что к этому покушению причастен немецкий Генштаб. А пропуск в киевский театр на представление «Руслана и Людмилы», где было совершено убийство Столыпина, выписал сам тогдашний товарищ министра внутренних дел, небезызвестный вам Паша Курлов. То есть товарищ самого Столыпина. Получилось, как в одной скабрезной революционной поговорке: «Лучшее влагалище, – извиняюсь, – зад товарища».

Поливанов брезгливо поморщился. «Действительно, с таким человеком, как Джунковский, не очень-то приятно общаться», – подумал он.

– Прошу прощения за фривольность, господа. От общения со своими подопечными я и сам не вполне нормален. Кстати, эта тварь Азеф, судя по всему, эту поговорку воспринимал буквально. Он не только, благословляя очередного дурака на «экс», целовал его на прощание взасос, но и, по некоторым сведениям, не забывал про ночь педерастической любви. И вообще у них там внутри партий в этом вопросе, уверяю вас, давно произошла настоящая революция. Кстати, находясь в отпуске, наконец-то почитал прозу Савинкова-Ропшина. Там тоже в описании бомбометателя Ваньки Каляева прослеживаются педерастические мотивы. Алексей Андреевич, неужели вы не видите, – вдруг потеряв упругость внутренней пружины своего характера, обратился Джунковский к Поливанову, – я и сам становлюсь умственно расстроенным от работы с подобными типами? Я уже почти помешанный.

– А почему бы вам не поработать в комиссии генерала Батюшина?

Имя Батюшина вошло в учебные пособия для разведчиков всего мира, после того как стал широко известен факт проникновения полковника Батюшина в тайные планы немцев. Контрразведчику удалось во время довоенных маневров стащить у присутствующего на них немецкого кайзера записную книжку. Легенда утверждает, что удалось и вернуть книжку на место. На момент этого разговора Батюшин и возглавляемая им комиссия расследовала дело полковника Мясоедова – бывшего жандармского офицера и агента немцев. При прежнем военном министре Сухомлинове Мясоедов возглавлял в Генштабе контрреволюционную работу в армии. Нужно ли объяснять, как он мог ее возглавлять!

– Нет! Довольно и того, что одним из своих приказов на последнем посту я ликвидировал жандармские институты в армии. Чем опять же не угодил их превосходительству генералу Степанову, который до этого неоднократно просил меня это сделать!

– Я просил это сделать до войны и до того, как нам стало известно о намерении кайзера использовать наших революционеров для разложения армии, – парировал упрек Степанов.

– Какая разница, – устало махнул рукой Джунковский. – Неужели я прошу чего-то несбыточного? Не даете дивизию – дайте бригаду, полк, батальон, роту, взвод, черт побери! Откажете, истинный крест, пойду вольноопределяющимся. Может быть, у вас какие-то указания есть насчет меня, коль вы так упираетесь? – вдруг неожиданно предположил он.

– Нет. Слава Богу, никаких указаний насчет вас нет, – успокоил его Поливанов. – Просто мы беспокоимся о вас.

– Тронут, но должен заметить, что я куда большей опасности подвергаюсь, находясь в тылу. Вот уж месяц как охрана мне не положена, а врагов у меня, как говорится, до черта и выше. И что самое обидное, не только среди революционеров, но и среди крайне правых реакционеров. Революционеры после историй с Малиновским и Азефом, по моим сведениям, хотя бы отзываются обо мне уважительно. Они называют меня цепным псом самодержавия. А газеты нет-нет да и начнут рассуждать о безнравственности и беспринципности жандармов по отношению к «агнцам Божьим» Малиновскому и Азефу. Да все о «нарушении прав» да о «нарушении прав» граждан... А что мне оставалось делать, когда один защищен депутатской неприкосновенностью?.. Другой и вовсе стал слаб на голову от безнаказанности, стал откровенно хамить, забыв, кому и чем он обязан своим мнимым революционным возвышением! Вам, надеюсь, не жаль негодяев?

– Да Боже упаси, – ответил Поливанов. – Что ж, на фронт так на фронт! Отправляйтесь к Янушкевичу и обговорите с начальником Генштаба, когда и где вам принять дивизию. Пусть он готовит приказ. Я подпишу.

– Благодарю вас, Алексей Андреевич, – горячо поблагодарил Джунковский.

Покинув кабинет военного министра, генералы некоторое время сохраняли молчание, которое нарушил Джунковский:

– Саша, не дуйся на меня. Уж ты-то, как никто, должен меня понять.

– Я действительно, как никто другой, тебя понимаю. Но от этого не легче. С тобой и моя работа была более результативной, чем с твоим преемником.

– У меня еще к тебе просьба.

– Слушаю тебя.

– Позволь мне остановиться у тебя на денек-другой? На дачу к семье возвращаться пока не хочу. Ключи от казенной квартиры уже сдал. Мне в городе даже остановиться негде. Не в гостиницу же идти. Можно, конечно, обратиться в Департамент полиции с просьбой выделить конспиративную квартиру, но не хочу даже вдыхать полицейский дух, коим они насквозь провоняли.