Судьба артиллерийского разведчика. Дивизия прорыва. От Белоруссии до Эльбы - Владилен Орлов

В этот раз наступление прошло успешно и мы никого не потеряли.

А вот другой, противоположный случай. Как-то заняли позицию на краю хлебного поля. Немцы здорово огрызаются. Наступление застопорилось. Мы срочно с ходу роем ровики, так как обстрел усиливается, кругом рвутся мины, горит пшеница, а ямка, пусть неглубокая, — гарантия от осколков и от огня. Страшно только прямое попадание, но оно, даже при сильном обстреле, маловероятно. В воздухе появилась «рама» — немецкий разведчик. Жди бомбежки, и она не задержалась. В воздухе появились «мессеры» и начали утюжить нас из пулеметов и бросать «чемоданы» — контейнеры с мелкими противопехотными бомбами «лягушками», высыпавшими из контейнеров (десятки бомбочек в каждом контейнере). Все попрятались по щелям. «Ложись на меня!» — приказал комдив Козиев своим разведчикам, прыгнув в глубокий ровик на НП. Он считал свою жизнь более ценной — нельзя потерять командира целого дивизиона, кто будет обеспечивать возложенные на него задачи! Остальные — 2-й сорт. Правда, я думал и считаю так сейчас, что тут был элемент страха, который испытывали, конечно, все, даже орденоносные командиры, а он имел уже 2 или 3 высших по статусу ордена Красного Знамени, что было большой редкостью. Его не любили за проявление невнимательности и даже неоправданной жестокости к своим бойцам, но боялись. Этот случай подтвердил в моих глазах оправданность отрицательного отношения к Козиеву со стороны большинства солдат, сержантов и части офицеров.

Вернусь к нашей атаке. Несмотря на сопротивление, немцев быстро подавили, и они вновь побежали прочь с одной мыслью: быстрее бы оторваться от русских и закрепиться на естественном рубеже — полноводной Висле. Это понимали и наши командиры от генералов до лейтенантов, и сами солдатики. Поэтому старались висеть на хвосте противника. Если противник оторвется и успеет закрепиться на Висле, то ох сколько крови будет стоить захват плацдарма по ту сторону реки!

Мы двигались все дальше и дальше в глубь Польши, приближаясь к Висле, ведя короткие бои с арьергардом отступающих войск, и, наконец, остановились на ночевку на окраине села в десятке километров от Вислы. Наш взвод разместился в просторном сарае — хорошем сеновале, приятно пахнущем свежим сеном. Сообщили, что завтра утром будет рывок к переправе на только что захваченный плацдарм под городом Магнушевым, что южнее Варшавы (впоследствии Магнушевский плацдарм). Предстоит нелегкая операция по переправе и поддержке пехоты на том берегу. Впереди последняя спокойная ночь, а завтра неизвестность…

Настало ясное июльское утро. После короткой ночевки на сеновале мы быстро погрузились на свои «Студебекеры» и вскоре подъехали в лесочек у Вислы. Стало ясно: нас переправляют на только что занятый немногочисленными передовыми частями плацдарм! Все напряглись, понимали, что немцы постараются не допустить переправы основных частей, а тех, кто на плацдарме, попытаются сбросить в воду. Предстоит нешуточное действо. Машины и орудия загнали под деревья, замаскировали и стали ждать команду на переправу.

Собственно, ждать не пришлось. Только соскочили с машин и начали маскировку, как услышали стук наших зениток, расположенных где-то впереди, у переправы, услышали и увидели в небе воздушный бой наших истребителей с «мессерами» противника. Вскоре раздался знакомый свист и грохот бомбовых взрывов, один, другой, третий… Бомбили впереди, за лесом, там, где понтонная переправа. По звуку, около одного-полутора километров. Не успела кончиться одна бомбежка, как началась вторая, третья и далее с небольшими перерывами, то ближе, то дальше. Пока что переправу бомбили одиночно прорывавшиеся «мессершмитты». Бывалые старослужащие говорили, что теперь жди бомбардировщиков, они накроют и переправу, и окрестности, лишь бы не допустить на плацдарм подкреплений. Но у нас сейчас господство в воздухе, думали мы, и немцы боятся появляться днем большими группами. Так, поодиночке, подкрадываются только юркие «мессеры».

Однако шло время, а команды на подъезд к переправе не поступало. Неужели переправу разбомбили? Вскоре появились идущие от переправы раненые и страшно испуганный поляк на тележке. От раненых и случайно там оказавшегося поляка узнали, что так оно и есть. Несмотря на довольно плотный огонь зениток и истребителей прикрытия, нескольким одиночным «мессерам» удалось не только разрушить понтонный мост, но и разбить все около переправы. Там воронка на воронке, много убитых… какой-то ад, только несколько машин успели проскочить на тот берег, «мессеры» поодиночке подкрадываются и точно бьют, сволочи, пока другие отвлекают наших «ястребков», говорили раненые. Странно. Только ночью навели понтоны, а уже немцы точно узнали место.

Стоянка затягивалась, а уже подступал вечер. На западе садилось солнце. И тут кто-то зоркий крикнул: «Смотри, летят!» Мы выскочили на открытое место, на поляну, и уставились на небо. Я прищурился, но в лучах заходящего солнца ничего не видел, только услышал отдаленный гул. Гул приближался, и вот высоко на фоне чистого, начинавшего темнеть неба появились стройные группы, волна за волной, десятков бомбардировщиков. Они шли прямо на нас. Я еще ни разу не видел и до конца войны не увидел такого количества самолетов противника, да еще бомбардировщиков. Это те, кто прошел начало войны, Сталинград, Курско-Орловскую дугу, повидали подобное. Яростно застучали, затарахтели зенитки. Но воздушная армада надвигалась все ближе, не теряя строя и не обращая внимания на разрывы от зениток. Да и зениток было мало, и самолеты шли высоко. Куда-то исчезли наши истребители. Все как завороженные смотрели в небо. Сейчас дадут прикурить! Главный вопрос — где развернутся немецкие бомбовозы. Если над нашими головами, то бомбежка нас не затронет, а если дальше, то будет скверно. Ведь мы даже ровиков не выкопали, ждали, что вот-вот двинемся. Кто-то крикнул: «Ищите готовые щели!» Но где и, главное, когда искать. Поздно. Однако все, и я в том числе, бросились искать хоть какое укрытие. Метрах в 100 от стоянки я обнаружил под мелким ельничком полуосыпавшийся неглубокий окопчик. Вернулся бегом и сообщил Шалевичу. Но в это время первая волна самолетов развернулась над нами и раздался свист и вой десятков бомб. Мы бросились под ближайший «Студебекер», груженный снарядными ящиками, и съежились между двойными задними скатами. Какая-никакая, а защита от осколков. Прямого попадания авось не будет. Раздался грохот разрывов. Пока там, впереди, у реки. Первую партию пронесло! Вторая волна отбомбилась правее, третья левее, а дальше пошли волна за волной. Совсем стемнело. Замолкли зенитки. Подавили или не видят цели? Теперь мы совсем беззащитны, ждем, что дальше будет. Немецкие самолеты повесили массу осветительных ракет и начали непрерывно бомбить и бомбить. Сжавшись в комочек и прижавшись к скатам, мы только слушали этот непрерывный свист, вой, взрывы фугасок и треск рвущихся «лягушек» — этих мелких противопехотных бомб, высыпавшихся десятками из сбрасываемых контейнеров. Вот ближе, ближе летят осколки. Шлепнулись рядом, пролетели дальше… Неужели сейчас грохнет рядом? Нет, разрывы удалились, затем опять ближе… Всполохи разрывов сквозь лесную чащу. Ощущение полной беспомощности и обреченности, вот сейчас накроет… И так минута за минутой, час за часом, непрерывно всю ночь. Голова отупела, никаких мыслей, кроме вялой «авось пронесет». Но вот забрезжил рассвет этой, к счастью, короткой июльской ночи. Бомбежка ослабла. Прогудели последние самолеты, прогремели последние взрывы. Наступила тишина, какая-то непривычная. Ни звука. Пронесло! Батарея, дивизион, весь полк не пострадали. Ни одного раненого, мелкие вмятины на машинах от осколков — не в счет. Другим, кто ближе к переправе, кто справа и слева, ох как досталось. Все вылезли из своих укрытий радостные, что все обошлось, что повезло. Вылезли и мы с Шалевичем и, отряхнувшись и поправив форму, направились к штабной машине. Подошли, остановились. И тут вдруг земля перед моими глазами поднялась, и я грохнулся на землю. Что такое? Поднялся, отряхнулся, сделал шаг, остановился и тут же опять упал на землю. Не могу стоять, отказал вестибулярный аппарат, наверно, от нервного напряжения ночи. Идти еще могу, а стоять — нет. «Что с тобой, может, в медсанчасть?» — спросил Шалевич. Я махнул рукой: «Не надо, просто нервный шок, немного отлежусь, принеси только завтрак, вот котелок…» Действительно, полежал, глядя в чистое голубое небо, съел принесенную кашу, запил сладкой водичкой и стал отходить, хотя голова все еще оставалась дурная. Все оживленно обменивались новостями, ждали, что будет дальше. И тут выяснилось, что неподалеку от нас под утро контрразведчики нашли и захватили немецких наводчиков, парень и девушка-радистка, наши, русские, из пленных. Может быть, поэтому немцы так быстро нашли переправу, а нас обошла основная бомбежка? Но размышлять было некогда, да и бесполезно. Вскоре раздалась команда «По машинам!», и мы тронулись к другой, еще только наводимой, переправе несколько выше по течению Вислы.