Погребенный великан - Кадзуо Исигуро

— Вы хороший следопыт, мастер Вистан, и от того, что вы мне показываете, меня кидает в дрожь.

— Ещё бьюсь об заклад, что здесь прятались семьи саксов, бежавшие отовсюду под защиту крепости. Женщины, дети, раненые, старики, недужные. Видите тот двор, где стояли монахи? Все, кроме самых слабых, собирались там, чтобы лучше слышать, как захватчики визжат между воротами, словно мыши в мышеловке.

— Не могу в это поверить, сэр. Они наверняка прятались бы внизу и молились о спасении.

— Только самые трусливые. Большинство вышло бы во двор или даже поднялось бы туда, где сейчас стоим мы с вами, с готовностью рискуя угодить под стрелу или копьё ради наслаждения агонией врагов.

Аксель покачал головой:

— Уж конечно, те, о которых вы говорите, не порадовались бы проливаемой крови, пусть даже вражеской.

— Напротив, сэр. Я говорю о людях, прошедших дорогу, полную жестоких лишений, видевших, как калечат и насилуют их детей и родных. Они достигли убежища лишь после долгих мучений, и смерть преследовала их по пятам. И вот на них наступает огромная армия. Крепость может продержаться несколько дней, возможно, даже неделю или две. Но они знают, что в конце концов будут зверски убиты. Они знают, что младенцы, которые спят у них на руках, скоро превратятся в окровавленных кукол, которых будут пинать по булыжникам. Знают, потому что уже видели это там, откуда бежали. Они видели, как враги орудуют огнём и мечом, как по очереди насилуют маленьких девочек, пока те лежат, умирая от ран. Они знают, что их ждёт, и именно поэтому так дорожат первыми днями осады, когда враг платит вперёд за то, что собирается сотворить. Другими словами, мастер Аксель, это месть, которой наслаждаются заранее те, кто не сможет вкусить её в надлежащий срок. Вот почему я говорю, сэр, что мои родичи-саксы стояли бы здесь, ликуя и аплодируя, и чем более жестокой была смерть, тем больше они радовались.

— Сэр, не могу поверить. Как можно так ненавидеть за то, что ещё не совершено? Добрые люди, которые некогда нашли здесь приют, до самого конца лелеяли бы надежду и без сомнений взирали бы на все страдания, как друзей, так и врагов, с жалостью и ужасом.

— Вы намного старше меня годами, мастер Аксель, но в том, что касается крови, может статься, что я старик, а вы юноша. Мне приходилось видеть на лицах старух и малых детей чёрную ненависть, бездонную, как море, а бывало, я испытывал её и сам.

— Я этого не приемлю, сэр, и, кроме того, мы говорим о варварском прошлом, которое, к счастью, сгинуло навсегда. Хвала Господу, что нам никогда не доведётся рассудить наш спор.

Воин странно посмотрел на Акселя. Он словно собирался что-то сказать, но передумал. Потом он обернулся к каменным постройкам у себя за спиной.

— Когда я сегодня таскал здесь дрова, то на каждом повороте замечал прелюбопытнейшие следы прошлого. Дело в том, что даже со взятыми воротами, и первыми, и вторыми, эта крепость таила в себе множество ловушек для врага, часто дьявольски хитроумных. Вряд ли монахи знают, мимо чего ходят каждый день. Но довольно об этом. Пока мы стоим здесь в тишине и покое, позвольте мне попросить у вас прощения, мастер Аксель, за неудобство, которое вам причинил. Я имею в виду, когда допытывался про вас у того любезного рыцаря.

— Не стоит об этом, сэр. Никакой обиды в том не было, пусть даже вы и впрямь меня удивили, и жену мою тоже. Ну, обознались, такую ошибку легко совершить.

— Благодарю за понимание. Я принял вас за того, чьё лицо никогда не забуду, несмотря на то что в последний раз я видел его ещё маленьким мальчиком.

— Где-то в западных землях, не иначе.

— Верно, сэр, до того как меня забрали. Человек, о котором я говорю, не был воином, но был препоясан мечом и ездил верхом на прекрасном жеребце. Он часто приезжал в нашу деревню, и у нас, мальчишек, знакомых только с крестьянами да лодочниками, он вызывал благоговение.

— Да. Понимаю почему.

— Помню, мы ходили за ним по пятам по всей деревне, но всегда на почтительном расстоянии. Иногда он торопился поговорить со старейшинами или созвать народ на площадь. Но бывали дни, когда он праздно бродил, перебрасываясь словом то с одним, то с другим, словно просто убивал время. Язык наш он знал плохо, но деревня стояла на реке, вверх и вниз по которой постоянно ходили лодки, и многие жители говорили на его языке, поэтому он никогда не оставался без спутников. Иногда он поворачивался к нам с улыбкой, но мы, малышня, тут же бросались врассыпную и прятались.

— Это в той деревне вы так хорошо изучили наш язык?

— Нет, это было потом. Когда меня забрали.

— Забрали?

— Из той деревни меня забрали солдаты, и я с юных лет обучался быть воином, таким, каким стал сегодня. Меня забрали бритты, поэтому я скоро научился говорить и сражаться, как они. Это было давно, и память иной раз меня подводит. Когда сегодня в деревне я впервые увидел вас, может, это свет сыграл со мной шутку, но я снова почувствовал себя тем мальчуганом, застенчиво поглядывавшим на великого человека в развевающемся плаще, который шёл по деревенским улочкам, как лев среди свиней и коров. Думаю, виной тому что-то в вашей улыбке или в том, как вы приветствуете незнакомцев, слегка кивая головой. Но теперь я вижу, что ошибся, потому что вы не можете быть тем человеком. Не будем больше об этом. Как ваша любезная жена? Надеюсь, не слишком утомилась?

— Она хорошо передохнула, благодарю, что спросили, хотя я сказал ей, чтобы она отдыхала ещё. Всё равно нам придётся ждать, пока монахи не вернутся с собрания и аббат не даст разрешения встретиться с мудрым лекарем Джонасом.

— Решительная она дама, сэр. Меня восхищает то, как она вынесла дорогу сюда — без единой жалобы. А вот и мальчик вернулся.

— Смотрите, как он держится за рану, мастер Вистан. Его тоже нужно показать отцу Джонасу.

Вистан пропустил сказанное мимо ушей. Сходя со стены, он спустился по ступенькам навстречу Эдвину, и несколько минут они вполголоса совещались, сблизив головы. Мальчик оживлённо жестикулировал, а воин слушал его нахмурившись и время от времени кивая. Когда Аксель к ним спустился, Вистан тихо сказал:

— Мастер Эдвин сообщает о любопытной находке, которую стоит увидеть своими глазами. Давайте пойдём за ним, но идите так, словно просто гуляете, на случай, если тот старый монах приставлен за нами следить.

Одинокий монах продолжал подметать двор, и, подойдя поближе, Аксель заметил, что тот беззвучно разговаривает сам с собой, погрузившись в собственные мысли. Когда Эдвин повёл спутников через двор к проёму между двумя постройками, монах едва взглянул в их сторону. Они вышли за пределы монастыря там, где кочковатый склон покрывала редкая трава и тропу, ведущую от обители, окаймлял ряд чахлых деревьев, из которых ни одно не превышало человеческого роста. Следуя за Эдвином под закатным небом, Вистан тихо сказал:

— Я очень привязался к этому мальчику. Мастер Аксель, наверное, нам придётся пересмотреть наши намерения оставить его в деревне вашего сына. Меня бы очень устроило, если бы он ещё на какое-то время остался со мной.