Все что нужно ей - Екатерина Риз

— Ну, помнится, ты говорила, что твой муж человек порядочный, а теперь грозишь мне им?

— Он бы вызвал милицию, — гневно начала я, а Гриша рассмеялся мне в лицо.

— Ага. И посадили бы меня за похищение.

Я только дышала тяжело, не зная, как с ним разговаривать.

— Гриша, вот что ты упрямишься? Тебе уехать надо. Деньги у тебя есть… Так что не ищи лишних проблем.

— Что ты мужу про деньги сказала?

Я отвернулась.

— Ничего не сказала.

— И он не хватился?

— Пока нет, ему не до этого. Да и не должен он их хватиться, он отдал их моей матери. Я с ней поговорила, — призналась я. — Она не будет заговаривать о них.

— Настька.

Я голову подняла и посмотрела возмущенно.

— Хватит называть меня так, я тебе не кошка! Я, как человека тебя прошу, уезжай! — Я выдохнула это ему в лицо, а когда он улыбнулся, мне это показалось издевательством.

— У меня в городе дела, котенок.

— У тебя дела? Ты понимаешь, что Сережа про тебя знает? И Ефимов!..

— Что Ефимов?

— Он же настоящая ищейка, если след взял, не успокоится.

— А ты за меня переживаешь?

— Что ты выдумываешь? — возмутилась я, а он вдруг схватил меня за локти и притянул к себе. Я забилась в его руках, чувствуя, как в груди стремительно растет предательское томление. Даже раскаты грома почудились. И еще надеясь на что-то, взмолилась:

— Пусти, Гриш.

Вышло еле слышно, он смял мои губы своими, и я в отчаянии коротко и протестующе застонала. Его щеки были колючими, дыхание горячим, а руки сильными. Я от досады на саму себя чуть ногами не затопала. Что я делаю в этом старом подъезде, в котором пахнет сыростью и чем-то казенным, в обнимку с бывшим уголовником?

— Гриша. — Меня будто черт за язык дергает, я без конца его имя повторяю. Голову отклонила, пыталась отдышаться после глубокого, жадного поцелуя, Гришка шею мою продолжал целовать, а я за плечи его хваталась, и все шептала ему в полузабытьи:

— Тебе уехать надо. Послушай меня, пожалуйста. Пообещай мне.

Его на губы на короткое мгновение прижались к моим губам, мы встретились взглядами, и он переспросил:

— Что пообещать?

— Что уедешь.

— Почему?

— Да потому что тебя поймают, дурак! Уже раз поймали.

— Обошлось же.

— Гриша…

Он мое лицо в ладони взял, заглянул в глаза.

— У тебя волосы отросли.

У меня, как по заказу, губы задрожали, в глазах встали слезы, и я вцепилась в его руки.

— Гриша, пожалуйста… я с ума сойду.

Он мне рот еще одним поцелуем закрыл, затем отстранился, достал что-то из кармана и вложил это мне в ладонь. Я тут же сжала ее в кулак, чувствуя прохладу и гладкость предмета, глаза таращила, не понимая, что происходит.

— Завтра приходи. Суворовская, семь. Квартира десять. Ключ я тебе дал. В час.

Я рот открыла, головой отчаянно замотала, но вместо того, чтобы наотрез отказаться, пробормотала:

— Я не могу в час, у меня в два шейпинг.

— Тогда приходи в два. Адрес запомнила?

Я тупо кивнула.

— Молодец. А теперь иди.

— Гриша…

— Завтра поговорим.

Из подъезда я вышла на подгибающихся ногах, меня мотало, как колосок на ветру. Теперь уже явственно услышала гром, глаза к небу подняла и увидела черную тучу. В воздухе уже пахло грозой, я сделала несколько бурных вдохов, потом повернулась и распахнула подъездную дверь. Гришки не было. Куда он делся? Сумасшествие какое-то. Я даже рискнула подняться на один лестничный пролет, прислушалась, но так и ушла ни с чем, только ключ в руке сжимала. Губы горели после поцелуев, меня трясло, ладонь жгло, словно Гришка мне не ключ, а черную метку преподнес, и та оставила отметину на моей коже. Знак того, что я предательница.

Ключ я сунула в бардачок, уверенная, что никуда завтра, конечно же, не пойду. Весь день так считала, целые речи сочиняла, и жалела, что все эти умные мысли мне вовремя в голову не пришли, и я не высказала все это Гришке в лицо. А нужно было сказать, нужно, чтобы он, в конце концов, понял, как это несправедливо, играть на моей порядочности и страхе потерять семью и любимого человека. А любимый для меня, без сомнения, муж.

Вечером, увидев окно, как во двор въезжает машина мужа, я поспешила вниз. С улыбкой спускалась вниз по лестнице, ожидая, что Сережа сейчас войдет в дом, увидит меня, улыбнется в ответ, и мне станет легче. Я пойму, что мне не нужен мир за стенами этого дома, мне нужен только мой муж, родной любимый человек, а все остальное — это мелочи жизни, недостойные нашего внимания. Это Сережа так говорил иногда, я никогда с ним не соглашалась, потому что по своей натуре была человеком отзывчивым, а вот сейчас захотелось поступить именно так, эгоистично. Наше благополучие и больше ничье. Но Сережа в дом вошел, и даже не заметил моей улыбки, только хмуро мазнул по мне взглядом, и сказал:

— Я ужинать не буду, я ел. — И направился к своему кабинету.

Я недолго думая отправилась за ним, правда, окликать и заходить не стала, тихо подошла и остановилась за дверью. Сережа говорил по телефону, голос был даже не раздраженный, а злой.

— Он к Коту пошел, за поддержкой, представляешь? И тот на его сторону встал. И меня сегодня, как пионера, отымели во всех мыслимых и немыслимых позах. Мол, «неправильно ты, дядя Федор, бутерброд ешь. Ты его в одну харю лупишь, а с соседом по коммуналке поделиться забываешь». Он откинулся, пришел через четыре года, и требует с меня проценты. Он с меня! — Сережка даже сплюнул с досады. — Да я каждую копейку своим горбом зарабатывал! Что он мне оставил тогда? Кучу проблем? А теперь я ему половину должен? Да я его похороню под этой кучей бабок! — Он глубоко вздохнул, переводя дыхание, и, видимо, выслушивая собеседника. Потом рыкнул: — Да все я знаю! Не хрена мне грозить. Да я не про тебя, я про него и говорю!.. Да. Да, да! Пусть попробует, еще лет на пятнадцать присядет. Нет, Жень, мне все равно не будет. Я в могиле буду лежать, но с чувством полного удовлетворения, понимая, что этот сукин сын ни копейки из моих денег не получил! Он ко мне еще подкатит, земля круглая.

Сережка еще ругнулся, телефон, судя по звуку, полетел куда-то в сторону, а я на цыпочках от кабинета отошла. Кажется, у Сережи серьезные неприятности.

Как примерная жена, я весь вечер молчала и изредка улыбалась, чтобы доставить любимому удовольствие. К ужину он все-таки вышел, правда, на час позже, и мы поужинали в тишине. Сережка жевал и в сторону смотрел, и, кажется, не замечал, что я тоже молчу. А я обдумывала услышанное. Конечно, информации у меня было крайне мало, но кое-что ясно: у Сережки требуют денег. Кто-то серьезный и не желающий уступать. К тому же, бывший уголовник, а это такая публика… Мне ли не знать? И, видимо, этот кто-то и устроил мое похищение, чтобы надавить, а не выкуп попросить. Выкуп, судя по всему, это капля в море. И если бы Гришка меня из леса не вытащил так вовремя, то неизвестно чем бы для меня все это закончилось. Думаю, отрезанными волосами бы не ограничились. Но круглосуточную охрану сняли, значит процесс в стадии обсуждения. На Сережу наседают, и он готов сдаться, только пока еще находит в себе силы и гордость возмущаться и сопротивляться. Но сколько он еще продержится, и чем это для нас обернется? Кто поймет этих бизнесменов…