Самурай из Киото - Михаил Белозеров

– Афра! – через силу оборачиваясь, позвал Натабура. – Афра!

Но в кустах стояла тишина, только звенела саранча. Щенок догнал их, облизываясь, когда они уже остановились на краю долины, чтобы полакомиться мелкой дикой малиной, которую Язаки горстями запихивал в рот.

Все это – поглощение ягоды, нытье Язаки, раскрывающаяся перед ними долина с крутыми склонами – казалось Натабуре странным сном. Он так устал, что даже сама мысль о том, что надо бы, конечно, войти в состояние Бодхисаттвы, используя силу тридцати трех обликов, и достичь сатори, чтобы восстановить силы, казалась непосильной. Не хотелось ни шевелиться, ни идти, а главное – думать. Глаза слипались сами собой. «События последних двух дней… Вернее, – тупо думал он, – двух лет. Ну да… По человеческим меркам. Кто бы мог подумать? Впрочем, не может быть, чтобы князь нас так долго ждал. Все это игра слов. Интересно, как я теперь выгляжу? Наверное, стариком. И зеленоглазая больше меня не любит».

Натабура с трудом повернул голову, чтобы посмотреть на Язаки, который, казалось, совершенно не изменился, разве что курчавые волосы на скулах давно надо было сбрить. А сам Язаки стал круглее и упитаннее. Но возможно также, что все дело в сумерках, и совсем он не круглый и не упитанный, разве только что пребывание у ёми пошло ему на пользу. А так… все это ерунда… спать… спать…

В этот момент Натабура оступился и едва не полетел вниз: тропа стала совсем крутой, и только белые полоски ступеней, выбитые в глинистом склоне, указывали, куда нужно ставить ноги. Язаки пропал, а потом глухо отозвался откуда-то снизу:

– Сюда… сюда…

Натабура побрел на голос, из последних сил бездумно цепляясь за ветки, лианы и корни, не обращая внимания ни на колючки, ни на острые камни, оцарапался, и единственная мысль не давала ему упасть – как бы не свалиться на голову Язаки. И еще, пожалуй, мысль об Афра, который снова куда-то пропал. Но все это было как-то смутно, неясно и вяло, помимо воли, поверх сознания. Потом он увидел сосны, растущие вдоль склона, и белые пятна обрывов. После этого он уже вообще ничего не помнил. А проснулся темной, как тушь, ночью оттого, что кто-то дико толкал его в бока и шептал, захлебываясь:

– Демон! Демон! Демон!

Под ухом еще кто-то рычал. Оказалось, что об Афра вообще не надо заботиться. Мало того, что он плотно поужинал, но и заблудиться не мог от природы и теперь, бесцеремонно разбуженный Язаки, выражал свое недовольство тем, что клацал острыми, как шило, зубами. Натабура хотел его похвалить, а потом передумал – не до этого было.

В темноте действительно кто-то двигался – большой, просто огромный – земля подрагивала. Неведомый дышал тяжело и часто. Замирал на некоторое время, шарахаясь в чернильной пустоте. И пах как-то очень знакомо. Натабура никак не мог припомнить, что это за запахи и где он с ними сталкивался. Несомненно, во время многочисленных путешествий с учителем Акинобу. Но в какой стране, хоть убей, не мог вспомнить.

Они так и просидели, не сомкнув глаз, каждое мгновение ожидая атаки. Перед рассветом звуки пропали, и все трое задремали, а когда ночь перешла в утренние сумерки, Натабура понял, где они находятся – в огромной пещере, на полу которой валялись валуны, в одной из ниш, выбитых в стенах. Как он сюда попал, да еще забрался под самый потолок, Натабура не помнил. Должно быть, Язаки постарался. Наверное, это их и спасло – демон просто не сумел к ним подобраться.

– Я же тебе говорил, – глубоко и трагично вздохнул Язаки, чтобы оправдать ночную тревогу. – Демоны любят глупых. В детстве меня купали в козьем молоке, чтобы я стал храбрым и сильным.

Натабура только хмыкнул:

– Кими мо, ками дзо!

При всей серьезности фразы лицо у Язаки было наивным, как у младенца. Козье молоко действительно отпугивало грозных демонов, зато притягивало мелкопакостных духов. Неизвестно, что лучше. Духов было больше. Они любили присасываться к человеку на всю жизнь и часто определяли его судьбу. Поэтому учитель Акинобу заставлял Натабуру чаще произносить фразу: «Кими мо, ками дзо!», что перешло у него в привычку. Но даже и эта очистительная молитва не спасала от случайностей, в чем Натабура успел убедиться.

Снаружи, откуда падало сияние нового дня, раздавались звуки: щебетали птицы, и пару раз донесся рык неведомого животного. А на фоне голубого простора, врывающегося в пещеру, вороны устроили свару. Афра навострил уши, но промолчал, взглянув на Натабуру, словно испрашивая у него совета – пугнуть, что ли? Был ли это Знак – Мус, Натабура не распознал. Успокоился. Расслабился. Он даже не понял, что Афра невольно готов был принять на себя тайную угрозу.

– Молодец! – похвалил то ли Язаки, то ли Афра и стал спускаться вниз.

Если бы он придал Мусу больше значения! Если бы вспомнил, что при скрытой угрозе следовало внутренним взором оглядеться. Но, честно говоря, в это утро он Мус пропустил, решив, что все опасности миновали с наступлением нового дня. Действительно, ведь демоны-хонки и духи-хонки сильны лишь ночью, памятуя о том, что человек хитер днем, а в темноте всего боится.

Афра последовал за ним, ловко перепрыгивая с камня на камень и поглядывая темными, как маслины, глазами. На его груди выделялись два рыжих пятна, да рыжие брови смешно топорщились, когда он соображал, куда прыгнуть. И только в одном месте Натабуре пришлось помочь ему – там, где расстояние между валунами было слишком большим. Из-под купола, брызнув в стороны, сорвались кэнгэ – горные стрижи и стрелой унеслись из пещеры.

Тайна ночных демонов открылась очень быстро: на полу пещеры во множестве лежали слоновьи лепешки, из-за которых ссорились вороны. Натабура вздохнул с облегчением и все вспомнил. Два года назад, когда он уже научился более-менее владеть кусанаги, они с учителем Акинобу предприняли путешествие в южную страну Тау, или Страну Тысячи Слонов, за магическими заклинаниями племени Мио, которые давали человеку возможность летать. В этой южной стране он впервые увидел горных слонов – тауи. Они оставляли на тропах точно такие же лепешки.

– Спускайся! – позвал Натабура.

– А демон? – спросил Язаки, с опаской выглядывая из-за карниза.

– Ушел твой демон. Ушел, – отозвался Натабура. – Наелся глины и ушел. Кими мо, ками дзо!

– Так это был не демон?! – простодушно обрадовался Язаки.

– Слон. Они приходят в такие пещеры за солью.

– Точно! – обрадовался Язаки. – Как я раньше не догадался. А ведь слышал, слышал…

Хихикая и кривляясь от восторга, он осторожно слез вниз и, раздвинув кусты, вместе с Натабурой и Афра выглянул наружу. Под ними лежала голубоватая бездна, пронизанная лучами солнца до самого темного дна, и казалось, золотые нити вплетены в серебристую дымку долины. Лишь крутая, узкая тропинка прилепилась к стенке обрыва. Натабура еще удивился, как это они ночью не сломали себе шею и, главное, как сюда забрался слон.

Как вдруг что-то гибкое и черное выскочило из глубины пещеры, отбросило их в стороны и, схватив Афра, мелькнуло на фоне голубого простора.