Вопреки прошлому - Настя Ильина

— Но я не хочу, чтобы между нами осталась недосказанность и обиды, о которых кто-то из нас будет молчать. У нас общая дочь, Поля. Ради неё следует жертвовать своей гордостью. Скажи мне, почему ты так не доверяла мне? Почему думала, что я смогу изменить той женщине, которую боготворю?

— Потому что я была твоей любовницей, Антон, если ты помнишь! Ты изменял со мной другой женщине, и это была моя самая большая ошибка в жизни — согласиться на такие отношения!

Я открываю рот, чтобы объясниться перед ней и раскрыть все карты, чтобы сказать, что со Светой у нас были пластилиновые отношения ради прессы, что я бросил её уже в тот вечер, когда поймал за локоть девушку с искрящейся улыбкой, но она не даёт мне этого сделать.

— Откровенность за откровенность? — глухо спрашивает Поля.

— Ладно, что ты хочешь знать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я решаю, что вернусь к этому разговору позже и дам Полине знать, что она не была любовницей. Если только формально, потому что на прессу мы разорвали свои отношения со Светой не сразу.

— Как ты познакомился с Вероникой?

Вопрос застаёт меня врасплох, потому что Поля говорит о моей любовнице так, словно очень хорошо знает её.

— Наши матери были лучшими подругами. Мы с ней чуть ли не с пелёнок были знакомы. Вероника уехала со своими родителями заграницу, и вернулась оттуда шесть лет назад. Мы часто пересекались, потому что работали в соседних офисах, — честно признаюсь я. — Но я сразу дал ей понять, что моё сердце принадлежит только одной женщине. А несколько месяцев назад я просто решил не отвергать её настойчивость и завести постоянную любовницу. Но после встречи с тобой я к ней и пальцем не прикасался.

Знаю, что мои слова звучат жестоко, но такова правда — я не считал Веронику за женщину, с которой мог бы снова стать счастливым. Я просто хотел иметь рядом бабу, с которой можно будет утолить физическую потребность в сексе. Мысли жениться на Веронике появились после столкновение с Полей в кофейне, когда она якобы подтвердила свою измену, но они так же быстро улетучились потом. Я всё равно не смог бы надеть кому-то на палец кольцо, потому что женился однажды и навсегда, пусть теперь в паспорте стоял штамп о разводе.

Полина почему-то вдруг улыбается. За разговором мы даже не заметили, как поднялись на свой этаж и теперь идём к номеру.

— А это было прекрасный расчёт с её стороны: втереться ко мне в доверие, чтобы выведать больше о наших с тобой отношениях, — произносит она.

— Втереться к тебе в доверие? — я совсем запутался и ничего не понимаю толком.

— Мы с Вероникой познакомились на йоге. Она навязывалась, а я посчитала её одинокой, и согласилась общаться с ней, — отвечает с грустью в голосе Полина. — Пожалела на свою голову…

— Вот же дрянь! — рычу я, повышая голос, и Поля с опаской поглядывает на меня. — Прости! Я не хотел испугать тебя! Я не думал, что Вероника может оказаться такой дрянью. Я сразу дал понять ей, что даже наша дружба осталась в прошлом. Но теперь до меня доходи, для чего мама хотела разлучить нас с тобой. Наверное, она грезила мыслью о том, чтобы породниться с семьёй лучшей подруги. Чёрт! Это я виноват! Я не уследил и выпустил всё из-под контроля!

— Не стоит теперь уже винить кого-то… Если бы я тогда не сбежала…

— О! А я не думал, что ты это когда-нибудь скажешь, — искренне улыбаюсь я впервые за этот вечер.

Выселение Вероники из номера оказалось непростой задачей: сначала она пыталась соблазнить меня, а когда поняла, что ничего не выйдет, стала рыдать и говорить, какая я сволочь. В итоге я сам собрал её разложенные вещи в чемодан и буквально вытолкал её за дверь со словами:

— Ты знала, что становишься любовницей сволочи с закрытым для тебя сердцем!

И вот теперь я узнаю о ней ещё больше мерзких вещей. Конечно, в шкафу каждого из нас есть свой скелет, но Вероника превзошла себя. Я был лучшего мнения о ней, а теперь…

Мы останавливаемся около номера Полины, и она поджимает губы. Она смотрит на ключ, который сжимает в руках, и виновато опускает голову, избегая смотреть мне в глаза.

— Там в номере няня. Я не хотела бы, чтобы о Кирилле пошли плохие слухи. Как бы он ни поступил сейчас, он очень хороший человек!

Ревность долбит по мозгам, но я киваю и на секунду выдавливаю улыбку, которая больше напоминает звериный оскал, как мне кажется, потому что губа нервно дёргается в тот момент.

— Мы не обо всём успели поговорить! — пытаюсь ещё ненадолго задержать её рядом, потому что впервые за всё это время у меня становится спокойно на душе.

— Когда няня уйдёт, ты сможешь войти и посмотреть немного на Еву.

Едва я слышу о дочери, как сердце заходится в каком-то перепуганном клокотании. Я не смог разглядеть её на празднике, и был только рад, что Полина сама предложила мне взглянуть на дочь снова, теперь уже в спокойной обстановке.

Она входит в номер, а я приближаюсь к окну и устремляю взгляд на яркие огни гирлянд, которыми украшен весь двор. Кто-то собирается на улице, и я понимаю, что до наступления Нового года остаётся совсем немного времени, и скоро начнут взрываться фейерверки.

Обратив внимание на няню, зашедшую в лифт, я выжидаю ещё несколько секунд, а затем двигаюсь в номер Поли. Она не закрыла дверь, как и обещала, и я легко открываю её.

В комнате пахнет чужим мужчиной, и внутри меня просыпается зверь, которому хочется выбросить всё лишнее со своей территории, но Полина подзывает меня лёгким движением руки к приоткрытой двери, ведущей во вторую комнату, я бесшумно приближаюсь к ней и застываю на месте. Ком сдавливает горло, стоит только посмотреть на маленькую принцессу, личико которой украшает безмятежная улыбка. На глаза наворачиваются слёзы, но я продолжаю стоять и смотреть на свою малышку. Душа ликует, и злость на Полину за то, что ничего не сказала о дочери раньше, медленно испаряется.

— Давай уедем завтра? — предлагаю я, едва слышно, надеясь, что звук моего голоса не разбудит девочку.

— Уедем? Куда? — задаёт встречный вопрос Полина.

— Куда скажешь… И начнём всё сначала…

Фейерверки начинают разрываться за окном, переливаясь огненными разноцветными брызгами яркого пламени. Я обнимаю Полину за плечи и притягиваю к себе, и несколько минут мы стоим так, как самая настоящая семья, но потом она убирает мою руку и смотрит на меня с какой-то горечью.