Средневековые замок, город, деревня и их обитатели - Константин Иванов

Но встречались отдельные люди, которые, задумываясь над судьбой своего отечества, испытывали недобрые предчувствия в отношении будущего Рима. К таким личностям принадлежал герой Третьей Пунической войны Сципион Младший[66]. «Говорят, — рассказывает историк Полибий[67], — что при виде до основания разрушенного Карфагена Сципион пролил несколько слез, оплакивая участь своих врагов. Долгое время он оставался в задумчивости. Поразмыслив о том, что судьба городов, народов и всех государств так же переменчива, как судьба отдельных людей, что такова была судьба Илиона, города, когда-то процветавшего, что таковы были судьбы ассириян, мидян, персов, бывших некогда столь могущественными, такова, наконец, была судьба македонян, память о славе которых была еще так жива в то время, он продекламировал, или под влиянием невольного волнения, или под влиянием раздумья, следующие стихи из Гомера:

На вопрос какой смысл придает он этим словам, Сципион отвечал, что под Троей он подразумевает свое отечество, которому в силу переменчивости судьбы человеческой может предстоять подобный же конец.

И действительно, погибель ждала великое Римское государство. Но таилась она там, откуда Рим ее не ожидал, — в зарейнских и задунайских странах, населенных варварскими народами германского племени. Римляне то враждовали, то дружили с ними, римский воин нес им огонь и разрушение, римский купец вез туда свои товары. Шла непрерывная борьба: германцы прорывали римские границы, римляне сдерживали их натиск, как крепкие плотины сдерживают напор разошедшихся океанических волн. Но вот океан прорвал плотины, и варварские народности одна за другой разлились по обширной поверхности Западной Римской империи; этому разливу сопутствовали разрушения и пожары. Совершилось то, что смутно представлял себе Сципион и о чем не было сказано в сохранившихся книгах Кумской сивиллы: Западная Римская империя перестала существовать. На ее землях поселились варвары, подчинившие себе и римлян, и те народы, которые когда-то покорились римлянам. Так появился новый этнографический слой на римских землях.

На развалинах Рима возникла новая жизнь, но не сразу установились формы ее; этому установлению предшествовала тяжелая переходная пора. Варвары были частью язычниками, частью христианами. Они были мужественны и выносливы, высоко ценили чистоту нравов, отличались своим гостеприимством и внимательностью к сотрапезникам и гостям, но в то же время были невежественны и суеверны, войну и грабеж предпочитали мирным занятиям и чувствовали природную склонность к безделью. По свидетельству Тацита[68], пить целый день и целую ночь у германцев не считалось постыдным, а частые пиршества были причинами не только раздоров, но и убийств. Любимейшим времяпрепровождением были или азартная игра в кости, причем проигрывалось не только состояние, но и личная свобода, или охота, доставлявшая материал для пищи и одежды, или воинственные танцы с перепрыгиванием через мечи, воткнутые рукоятками в землю.

Главным средством к жизни у германцев было скотоводство, хотя они занимались и земледелием, причем сеяли исключительно злаки, землей не дорожили, не заботились о ее удобрении, а истощив, покидали ее и обращались к обработке новых участков. Сами участки земли не составляли частной собственности отдельных лиц, а отводились в общее владение семьи или рода. Они и жили такими отдельными родами. Родственные связи были необыкновенно крепки; даже военные отряды составлялись во время войны из родичей. Воинственная по преимуществу жизнь германцев выдвигала из их среды выдающихся вождей, собиравших вокруг себя более или менее многочисленную дружину, которая была тесно связана с личностью вождя. Некоторые из таких вождей становились наследственными предводителями. Главную же часть каждого германского народа составляло сословие свободных людей, из которого выделялась лишь небольшая группа людей знатных. На землях свободных людей жили рабы и крепостные.

Вот каковы были германцы. Это было племя воинственное, не испорченное благами житейскими, при своей грубости и даже дикости способное проявлять высокие нравственные чувства и только что переходившее от быта патриархального к быту политическому. Перед ними, детьми природы, жизнь лежала впереди.

Утвердившись на развалинах Рима, варвары, по удачному выражению одного русского историка, зажили обломками римского быта. Они застали здесь известную администрацию, финансовую систему, известные понятия и идеи, им чуждые, известный строй жизни. Можно сказать, что в каком-то смысле побежденный ими Рим посмертно одержал над ними победу: они подпали влиянию римского быта. Но и варвары, в свою очередь, влияли на этот быт, они принесли на римскую почву свои собственные учреждения, свои обычаи, свои понятия; именно из взаимодействия начал римских и германских возникли новые условия жизни. Могущественное воздействие оказывала при этом на варваров христианская церковь, выстоявшая при всеобщем разрушении и получившая особенную силу благодаря большей впечатлительности и непосредственности пришельцев.

Варвары начали с того, что поделили римские виллы и принадлежащие им земли. Каждый из завоевателей получил свою часть — аллод; здесь он уселся со своими домочадцами, устроил свое хозяйство и при помощи как приведенных с собою, так и живших здесь до завоевания рабов стал обрабатывать землю или заниматься скотоводством. Нередко воинственный и грубый германец поселялся в роскошном дворце римского сенатора, заключавшем в себе и летние, и зимние покои, и роскошные ванные комнаты, и великолепные галереи, украшенные яркими фресками, мраморными статуями и мозаикой.

Но не следует думать, что варвары отняли все земли у римских собственников; чаще всего, вероятно, они принуждали крупных собственников только делиться с ними. За свои поземельные участки, полученные по жребию, землевладельцы-варвары не несли никаких податей, никаких повинностей. Подати были обязаны нести побежденные, и только одно обязательство связывало завоевателя: он должен был по призыву своего короля браться за оружие и становиться в ряды его дружины, но это совершенно естественно вытекало из самого положения вещей, так как завоеватели должны были стоять на страже своих интересов и беречь свои завоевания от всяких посягательств, которые могли исходить и от покоренных жителей данной страны, и от других германских народов, зарившихся на чужое добро.

Самые меньшие земельные участки получили, конечно, простые люди, большие по размеру — вожди дружин, монастыри и высшее духовенство, а самые обширные земли сделались достоянием королей. Последние присвоили себе все, что принадлежало раньше императорской казне. Владельцы аллодов могли распоряжаться ими по своему усмотрению — передавать по наследству, делить и т.д. Население таких участков, как бывшее, так и вновь приведенное сюда новым землевладельцем, попадало в полную зависимость от него: он был его господином. Обширные королевские земли (домены) постоянно увеличивались, как вследствие часто производившихся конфискаций, так и новых завоеваний; наконец, все выморочные владения переходили в королевские руки.