Мио-блюз - Кристина Ульсон

Машина мягко катила по городу. Я слушал музыку, слишком громкую. Сперва Брюса Спрингстина, потом Игги Попа. Музыка — это бальзам, необходимый всякой душе, чтобы оставаться в форме. Я пытаюсь научить Беллу таким премудростям. Музыка очень важна, как и книги. Все, что, подобно музыке и книгам, переносит человека в альтернативную реальность, идет только на пользу.

Я припарковался в нескольких кварталах от бара, где должен был встретиться с приятельницей Бориса, Марией. Я не знал, как она выглядит, но думал, что это не имеет значения — она наверняка сама меня узнает.

Как выяснилось, предположил я правильно. Едва я вошел в бар, как одновременно произошли два события. Во-первых, молодая женщина, сидевшая в углу зала, слегка взмахнула рукой. А во-вторых, бармен крикнул мне:

— Я уже принял последний заказ. Через полчаса мы закрываемся.

— Спасибо за предупреждение, — сказал я.

Человек, который не хочет, чтобы его запомнили, не должен выделяться. Его одежда не должна бросаться в глаза, он не должен пить слишком много или слишком мало, не должен говорить слишком громко. В сольнском баре все пошло не так. Один я был в рубашке. И ухоженным выглядел один я. Но ничего уже не поделаешь, раз я открыл дверь и шагнул в помещение.

Когда я подошел, женщина встала, протянула руку:

— Мария.

— Мартин, — представился я.

Мы сели.

— Вы явно чем-то важны для Бориса, иначе, думаю, вас бы сейчас не было в живых, — сказала она.

Деловито, будто говорила о погоде.

— Вот как?

— Такие хреновые заказы, как нынче вечером, либо выполняют сами, либо не выполняют вообще, вот что я вам скажу.

О чем она говорит?

— Полагаю, вы знали, что я найду, когда попаду внутрь, — продолжала она.

Я покачал головой:

— В том-то и штука. Я не знал, что найдется в том доме. Потому и хотел, чтобы кто-то проник туда и все осмотрел. Я хотел знать, есть ли там следы присутствия детей.

— Следы присутствия детей, — повторила она, вскинув голову.

Волосы у нее были длинные, собранные в хвост. Лицо без косметики. Ресницы светлые, чуть ли не прозрачные. Нос в веснушках. Глаза светлые, как льдинки. Точно завороженный, я искал объяснение, почему именно она стала членом Борисовой организации. Она не походила ни на кого из тех, кого я видел с ним рядом. В ней не было ничего от их грубости, от их закалки. Правда, мое знакомство с Борисовой сетью было весьма ограниченно.

— Ладно, с этого и начнем, — сказала она. — Со следов детей.

Она достала из сумочки мобильник. Внимательно глядя на дисплей, нажала несколько кнопок.

— Вот. — Она протянула мне мобильник. — Один из двух детских следов.

Я взглянул на дисплей. Фотография упаковки с лекарством. Стесолид — ректальный раствор для лечения, например, разных форм судорог.

— А при чем тут дети? — спросил я.

— Увеличьте фото, — коротко бросила она.

Я увеличил. Снимок уже не умещался целиком на маленьком дисплее. Я водил пальцем туда-сюда, скользил взглядом по фотографии. И наконец увидел. Прочитал про себя:

Предпоследняя строчка была подчеркнута.

— Ребенок, о котором идет речь, страдал эпилепсией или иной спазматической болезнью? — спросила Мария.

— Понятия не имею, — ответил я.

Но постараюсь выяснить, и как можно скорее. Мио пропал, когда ему было четыре года. Вряд ли речь шла об эпилепсии, возможно, судороги у него случались от высокой температуры. У Беллы такое было однажды, в двухлетнем возрасте. Я думал, она умрет прямо у меня на глазах. Воспоминание о тогдашней панике заставило меня отложить мобильник.

— На упаковке не было имени?

— Увы, нет. Его оторвали.

— А фамилии врача, который выписал рецепт?

— Она была на том же оторванном клочке. В упаковке оставалось только две ампулы. Она лежала в шкафчике в ванной.

— А что еще вы нашли? — спросил я, стараясь скрыть нетерпение в голосе. — Вы говорили, что следов два.

Она снова взяла в руки телефон.

— Вот.

Еще один снимок.

Пара желтых резиновых сапожек.

Я сразу вспомнил слова Сюзанны, воспитательницы из детского сада. В окно она видела, как Мио уводили. Двор был освещен плохо. Но при свете фонарей она узнала его желтые резиновые сапожки.

Пульс у меня участился. Впервые я вышел за пределы шатких теорий и сомнительных свидетельских показаний. Передо мной — конкретное доказательство, подтверждавшее то, что я слышал от свидетельницы, которая даже не назвала своего настоящего имени.

— Размер? — спросил я.

— Двадцать шестой. Я нашла их в дальнем углу гардероба.

На размер больше, чем у Беллы.

— А как вообще выглядел дом? На ваш взгляд, там кто-то живет?

Мария кивнула.

— Да. В корзине грязное белье, под мойкой ведро с мусором. Без запаха, значит, стоит там недавно.

Тем не менее в полдень, когда я там побывал, дом пустовал. Как и недавно, когда туда наведалась взломщица.

— В доме была и мужская, и женская одежда?

— Вся одежда, какую я видела, была дамских размеров. А в шкафу — несколько пар туфель на высоком каблуке.

— Детской одежды не было?

— Нет. Если не считать резиновых сапожек.

Я незаметно глянул на часы. Не стоит засиживаться слишком долго.

— Вы даже не представляете себе, как вы мне помогли, — сказал я. — Непременно сообщу Борису, и вы получите хорошее вознаграждение. Я…

— Мы еще не закончили. — Она говорила тихо, но отчетливо. — Помните, что я сказала, когда вы пришли?

Разумеется, я помнил, хотя предпочел бы забыть.

— Вы сказали что-то о хреновом заказе.

И что меня бы не было в живых, но об этом я умолчал.

— Кто-нибудь знал, что вы собираетесь вломиться в этот дом? — спросила Мария. — Отвечайте честно.

На секунду я подумал, не вооружена ли она, но обе ее руки лежали на столе. Ногти коротко подстрижены и не накрашены.

— Никто не знал, — сказал я. — Кроме Бориса.

Даже Люси не знала, подумал я.

— Проникнуть в дом, не нанеся определенного ущерба, было невозможно, — сказала Мария. — Поэтому я решила совершить весьма топорный взлом. Повреждения довольно серьезные, я хотела, чтобы все выглядело по-любительски.