Все только хорошее - Даниэла Стил

— Почему бы тебе не свозить ее куда-нибудь?

— Пожалуй, я это действительно сделаю… Работа отнималау Берни столько сил, что он просто не вспоминал о подобных вещах. Кроме того,год этот был на редкость напряженным, а время его обычной поездки в Нью-Йорк иЕвропу в точности совпадало со временем рождения ребенка. Берни предполагалотложить поездку на более, поздний срок, хотя подобная отсрочка могла привестик проблемам со снабжением магазина товарами.

— По крайней мере, постараюсь сделать. Мать погрозилаему пальцем:

— Бернард! Не пренебрегай своими обязанностями! Онрассмеялся:

— Слушай, чья ты, в конце концов, мать? Ее или моя? Ончасто вспоминал о том, что у Лиз нет никого, кроме него, Джейн и его родителей.Какой бы ужасной ни была порой его мать, Лиз все-таки была ей небезразлична.

— Ладно. Не горячись. Я сделаю это сейчас — пока онаеще в состоянии путешествовать.

И действительно, уже через пару дней он и Лиз полетели наГавайи, но на сей раз без Джейн, из-за чего та дулась на них не одну неделю.Берни пришел из магазина с массой летних вещей для Лиз и с заказаннымибилетами. Когда они вернулись, Лиз вновь выглядела здоровой и хорошоотдохнувшей, это была все та же, прежняя Лиз… Впрочем, у нее то и дело ныло сердце,кололо в боку и ломило в спине, отекали ноги и, в довершение всего, мучилабессонница. Больше всего она страдала от болей в спине и бедрах. Врач, однако,считал, что все идет совершенно нормально.

— Господи… Берни, я боюсь, что мне никогда уже не статьтакой, как прежде…

И хотя Лиз была уже на восьмом месяце и прибавила в весетридцать фунтов, Берни по-прежнему считал ее чрезвычайно привлекательной. Лицоу нее несколько располнело, но от этого Лиз стала выглядеть только моложе. Каки прежде, она была чрезвычайно опрятна. В конце марта Лиз стала чувствоватьсебя так скверно, что с трудом передвигалась. К счастью, теперь ей уже можнобыло не ходить на работу. Каждый день занятий оборачивался для Лиз сущей мукой:стоять у доски, объясняя детям правила сложения и вычитания, было выше ее сил.

В школе се просто завалили подарками. Здесь были иботиночки, и кофточки, и шапочки, а также, помимо прочего, три картинки,пепельница, колыбелька и пара крошечных сабо. Что ни день, Берни приносил измагазина все новые и новые вещички для ребенка. Вместе с теми вещами, которыеприслала из Нью-Йорка бабушка, их хватило бы по меньшей мере на пятерых. Влюбом случае, рассматривать это приданое Лиз очень нравилось. Она теперь сталазаметно нервничать, отчего сон ее стал хуже, по ночам она или бесцельно бродилапо комнатам, или вязала, сидя у телевизора, или сидела в кресле, думая о томнедалеком времени, когда у нее появится еще один ребенок.

Однажды днем, когда она сидела в кресле-качалке и ожидалавозвращения Джейн из школы, зазвонил телефон. Лиз хотела было не отвечать назвонок, но потом, вспомнив, что Джейн еще не вернулась и этот звонок может бытькак-то связан с нею, она все-таки подняла трубку, для чего ей пришлось перейтииз детской в гостиную.

— Алло?

— День добрый. — Голос этот показался ейудивительно знакомым. — Как поживаешь?

Лиз почувствовала, как по спине побежали мурашки.

— Кто это?

Она попыталась внушить себе, что ничего особенного непроисходит, но это ей удалось плохо: в голосе звонившего ей почудилось нечтозловещее.

— Не помнишь меня?

— Нет.

Она уже хотела повесить трубку, решив, что кто-торазыгрывает ее, но тут в трубке раздалось:

— Лиз, постой!

Теперь голос звучал жестко и властно. Лиз слышала его ипрежде — теперь она в этом не сомневалась. Она замерла.

— Я хочу поговорить с тобой.

— Я не знаю вас.

— Так уж и не знаешь?

Странный ее собеседник засмеялся. Смех его был недобрым инеприятным. Вот теперь Лиз точно знала, с кем она говорит. Единственное, чегоона не понимала, — как он смог разыскать ее. Впрочем, это ее не оченьинтересовало.

— Где мой ребенок?

— Какая разница?

Это был не кто иной, как сам Чендлер Скотт, отец Джейн, неимевший к собственной дочери никакого отношения. Конечно, в жизни Лиз он сыгралопределенную роль — и немалую, но этим все и ограничилось. Настоящим отцомДжейн был Берни Фаин. С этим же человеком Лиз не хотела иметь ничего общего.

— Что-то я тебя не пойму…

— Ты не видел ее все эти шесть лет, Чен. Она и понятияне имеет, кто ты такой. — О том, что Джейн считает своего папу умершим,Лиз говорить не стала. — Мы не хотим тебя видеть.

— Я слышал, ты снова вышла замуж, это верно? — Лизпосмотрела на свой живот и улыбнулась. — Наверняка у твоего нынешнегомуженька деньжата водятся…

Последнее замечание разозлило Лиз.

— Тебе-то какое дело?

— Просто хочу узнать — все ли в порядке с моимребенком, только и всего. Вернее, так: я хочу ее увидеть. В конце концов,должна же она знать о том, что у нее есть настоящий отец, который любит ее.

— Да что ты говоришь?! Если бы это было так, ты быдавным-давно объявился.

— Откуда я мог знать, куда вы подевались? Вы жеисчезли, не подумав меня предупредить;

От гнева Лиз какое-то время была не в силах сказать нислова. Сердце ее бешено колотилось. Встреться она с Че-ном пораньше, сказала быему многое, но теперь, когда Джейн исполнилось уже семь, в этом не было никакойнеобходимости.

— Как же тебе удалось разыскать меня?

— Это было несложно. Нашел тебя в старом телефонномсправочнике. Твоя прежняя хозяйка тут же сообщила мне фамилию твоего супруга…Как поживает Джейн?

Лиз непроизвольно стиснула зубы и еле слышно процедила:

— Хорошо.

— Думаю, на днях я заеду к вам поздороваться с дочерью.

— Не теряй время понапрасну. Я не позволю тебе видетьсяс нею.

Девочка считала, что ее отец мертв, и Лиз совершенно нехотелось разубеждать ее в этом.

— Ты не вправе прятать ее от меня, Лиз.

В его голосе вновь зазвучали мерзкие нотки.

— Не вправе? Что ты хочешь этим сказать?

— Тебе придется объяснить судье, почему ты прячешьдевочку от ее родного отца.

— Сначала ты расскажешь судье о том, как мы рассталисьшесть лет тому назад. После этого он вряд ли станет разговаривать стобой. — Раздался звонок в дверь. Это была Джейн. — Исчезни, Чен.Исчезни, чтобы тебя здесь никто и близко не видел!

— Охо-хо… Должен заметить, сегодня днем я уже беседовалс юристом.

— Ну и что?