Йерве из Асседо - Вика Ройтман
Шрифт:
Интервал:
– А у меня семейство не кормлено с обеда, – поддержала учительницу домовая. – Все голодные как волки. Давайте разойдемся.
Я не понимала, что происходит, но меня захлестнула необъяснимая тревога. Стало трудно дышать. Как будто я сама находилась в кабинете, из которого выкачали весь воздух.
– Что вы от меня скрываете? – Психолог Маша вдруг стала очень нечувствительна к намекам. – Что вы от себя скрываете? Нельзя заканчивать встречу на такой ноте. Мы не подвели итоги.
– Маша! – с негодованием вдруг вскричала Фридочка. – Ты же психолог!
– Но я не ясновидящая! – не выдержала Маша.
– Никто ничего не скрывает, – сказал Тенгиз. – В самом деле, человек вот уже два месяца с нами работает и ничего о нас не знает. Нечестно это. Да и какой смысл работать в потемках? У меня дочка в теракте погибла. В восемьдесят девятом. В мае. Когда мы на поселениях жили. Ни для кого это не секрет. А то, что никто об этом не говорит, так это они за меня боятся. Но я не сахарный, не растаю. Можно подумать, я и так не вспоминаю каждый день, час и минуту. Ты права, Маша: лучше говорить, чем громко молчать. Ей было пятнадцать лет.
Тишина повисла в кабинете и вне его. Только дождь барабанил по крышам. По окнам. По пальмам. По гранатовым деревьям.
– Тенгиз… – нарушила молчание психолог Маша, и произнесла это так, как будто хотела вложить в его имя всю свою душу и логику, но ей едва ли удалось, поскольку это противоположные понятия.
– Не переживай ты так, Маша, – продолжил Тенгиз. – Прости, я не хотел тебя расстраивать. Я с этим живу. Как же иначе? Работаю с детьми, чтобы заполнить пустоту. Да? Так это психологически правильно объясняется? Наверное, я ощущаю вину. Я ее не уберег. Я ей позволял ездить автостопом в Иерусалим, отпускал за ворота нашего поселения, а теперь компенсирую потерю за счет работы с детьми. Верно?
– Тенгиз… – начала Маша.
– В общем, все это, конечно, верно, – сам себе ответил Тенгиз, – но не со всеми подростками получается компенсировать. С теми, которые, как назло, каждый раз вслух говорят, что родитель из меня никудышный, сложнее всего. Вот и вся премудрость.
Все опять притихли. Слушали дождь. Шуршала листва. Лилась вода по мандаринам, розам, бугенвиллеям и другим неопознанным растениям.
Кажется, я осела на пол, но я не уверена. Плохо помню. Я попыталась подумать о Дюке, который всегда вытаскивал меня из всевозможных пучин, но над Потемкинской лестницей возвышался граф Воронцов и гремел цепями.
Я подумала о моей вымышленной истории, длиною в жизнь, о сказке в чулане, которая всегда меня спасала, в которую всегда можно было удрать. Неудержимо захотелось взяться за тетрадку и ручку и написать о том, что происходит где угодно, но только не здесь. Придумать себя заново. И все вокруг. И этого чужого Тенгиза, с которым я была знакома от силы два месяца, но для которого я стала первенцем. И как будто в тот момент что-то привязало меня к нему с такой силой, словно невидимая рука забросила наугад тяжелый якорь, а он застрял в зазубренном рифе, неизвестно откуда восставшем в моей груди. А может, я осознала это намного позже.
Однажды, некоторое время спустя, психолог Маша скажет, что у меня есть склонность к диссоциированию. Это значит, что в моменты потрясения срабатывает защитный механизм, который отвлекает меня от слишком тяжкого переживания и отшвыривает в не-здесь. Чтобы защитить мою психику от слишком сильных эмоций. Слишком непереносимых.
И впрямь, как можно существовать в действительности, в которой одни девочки по своей воле режут свои собственные бедра, а другие, вовсе этого не желая, погибают в терактах? В таком мире я не умела жить. Никто меня этому не научил. Все это было несправедливо, безумно и бессмысленно.
И как можно было рассказать Тенгизу о том, что его подопечная себя режет, если он не уберег от смерти свою родную дочь? Нет, к такой несправедливости я была не способна. Я сама восстановлю справедливость.
– Тенгиз, – совершила психолог Маша третью попытку вмешательства. – Как звали твою дочь?
– Зита, – ответил Тенгиз.
Глава 17
Девятая заповедь
Когда стулья заскрипели, сообщая о намерении сидевших на них людей покинуть кабинет, я стремглав отбежала в дальний темный угол коридора в здании директоров и начальников.
Первой из кабинета вышла Милена – раскрыла зонт и поспешно удалилась в дождь, хлюпая клоунскими башмаками. За ней на улицу выбежала Фридочка, завернувшись в шерстяную шаль.
Затем на пороге появились Тенгиз и психолог Маша. Такая она была субтильная, как будто никогда и не ходила беременной. Она застегнула куртку, натянула капюшон, достала из сумки связку ключей, но, словно не решаясь выйти в непогоду, засунула руки в карманы и принялась дрожать от холода, выстукивая зубами и ключами дробь.
Тенгиз возвышался над ней как телебашня, отчего психолог Маша выглядела совсем пушинкой, готовой оторваться от земли при первом дуновении ветра, и мне трудно было представить, как она может кого-то лечить с такой шаткой комплекцией.
– Не нужно ли нам с тобой поговорить с глазу на глаз? – осторожно спросила психолог Маша, высматривая что-то в ливне.
– Зачем? – спросил Тенгиз.
– Может быть, тебе бы хотелось… проработать… поделиться с кем-нибудь… просто не оставаться наедине… Ты когда-нибудь ходил на психотерапию?
– И не собираюсь, – ответил Тенгиз. – Хоть мне и не раз предлагали – от министерства обороны, как члену осиротевшего семейства, мне ведь полагается.
– Жаль, – вздохнула психолог Маша. – Ты не веришь в эффективность психологической помощи?
– Верю, – ответил Тенгиз. – Но не люблю, когда со мной разговаривают на этом вашем жаргоне, как будто я статистическое данное. Бесчеловечно это. Далеко и бессмысленно. Все психологи одинаковы. Думают, что только им известно, как все в человеке должно работать.
– А где твоя жена? – спросила психолог Маша.
– Мы довольно быстро разошлись. – Тенгиз щелкнул зажигалкой. – Невозможно было вместе жить после такого. Ну представь, как тут проживешь, если каждый день начинается с вопроса “кто виноват?”. Она вернулась в Батуми. Так лучше.
Психолог Маша снова вздохнула, и ее зубы застучали еще чаще.
– Что это мы все обо мне? – Тенгиз пустил облако дыма в холодный воздух. – Давно ты работаешь психологом?
– При чем тут я? – замялась Маша. – Здесь важен ты, потому что от твоего благополучия зависит благополучие наших ребят. А моя личность в данном случае никакой роли не играет.
– Вот именно поэтому я никогда и не обращусь к психологу, – заявил Тенгиз. – Езжай домой или куда там тебе.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!