Любовь в отсутствие любви - Эндрю Норман Уилсон

— Под каким именем ты его искала?

— Ах, какой же ты умница! Значит, ты разбираешься в этих именах?

— Его зовут Бартл Лонгворт.

— Сначала я искала его, как мистера Дика. Потом просмотрела Лонгвортов. Здесь его нет.

Это было очень старое издание «Церковного вестника». За 1929 год. Бартл тогда еще не родился.

— Мадж, может быть, Бартл плохой священник, но он не лжец. Я сам присутствовал на церемонии его посвящения в сан.

— Значит, его неудачно посвятили. В этой книге нет Бартла Лонгворта, зато есть Уолтер Кендалл и Уильям Найт.

— А при чем тут это?

— А теперь смотри сюда. — Она гордо похлопала по стопке бумаг. — Следующее доказательство здесь. Что он читает? Рут Ренделл. Как тебе это нравится? Нашел, на что время тратить! Никаких мыслей не возникает?

— Вроде нет.

— Веселый Роджер! Знаешь, Эрик, ты просто дурак. Роджер-Разбойник, посещающий приход. Ну о чем мы говорим? Знаешь, он был во Франции. Нет, это ты ездил во Францию.

— Мы оба там были.

— Эрик, мой покойный муж, помогал Сопротивлению. Он, конечно, был дурак, но иногда говорил разумные вещи. Понимаешь ли, де Голль и прочие молчаливо признавали, что они бы никогда не справились с немцами без коммунистов. Вот у него из кармана и торчит роман Ренделл.

— Мадж, может быть, тебе стоит лечь?

— Какого черта мне укладываться в постель?

— Скоро вернется Бартл.

— Он ушел на реку отлавливать утопленников.

— Я думаю, он всего лишь отправился за покупками.

В этот момент открылась парадная дверь, и в дом вошел Бартл. Он был одет буднично, в старую, засаленную матерчатую кепку от Сью Райдера и серый фланелевый костюм. Брюки были явно коротки, из-под них виднелись дешевые носки. Сверху Бартл носил видавшую виды куртку, которую Саймон отдал ему для благотворительной распродажи на Михайлов день семнадцать лет назад.

— Всем привет, — сказал Бартл. — Я принес молока.

— Мадж говорит, ты навещал прихожан.

— Да, пришлось, — неохотно промямлил брат.

Саймон последовал за Бартлом на кухню, оставив Мадж в гостиной. Его взгляду предстало такое же запустение. Глаз выхватывал отдельные детали: плакат «БЕРЕГИ ЗУБЫ», гора чайных листьев на старом издании «Черч таймс»… На столе чахла яичница-глазунья — судя по зеленоватому ободку, явно не первой свежести.

— Здесь бардак, — смущенно сказал Бартл. — Руки не доходят.

Он рассеянно подобрал маленькую стопку исподнего, переложил в кастрюлю на плите и тут же, чертыхнувшись, выудил обратно.

— Дьявол! — Он вытряхнул из кальсон куриную кость и сунул их в соседнюю миску, где уже лежало чистое белье Мадж.

— Мадж спивается, — сказал Саймон. — Ты мог бы хоть кормить ее как следует.

— В полпервого она у меня обедала, — в голосе Бартла вспыхнуло раздражение. — Рыбные палочки и печеная фасоль. Ей, кажется, понравилось. И мороженое. В четыре я дал ей пирожное, и она выдула чайник чая. И вообще, если ты чем-то недоволен, изволь заняться своей тещей сам!

— Извини.

— Я приготовлю ужин. Суп и яйца. Я всего раз не покормил ее, потому что, так уж получилось, пошел пообедать с другом, и тут являешься ты, и вот вам — я все делаю не так!

— Молчу-молчу.

— Она, между прочим, твоя теща.

— Да, — Мадж вошла в кухню, дымя сигаретой, — она твоя теща. Все шепчетесь в моем доме, обсуждая меня за моей спиной.

— Мы только… — начал Саймон.

— Говорили обо мне. — Невозмутимость Мадж внушала ужас. — Нашли время. Вы знаете, который час?

— Мне пора идти, — сказал Саймон.

— Вы знаете, который час?

— Двадцать пять минут шестого.

— Совершенно верно. Что тогда можно сказать о часах — тех, что в холле?

— О термостате, — сказал Бартл.

Саймон не ожидал услышать от Бартла подобный термин.

— Ты с ним перемудрил, — сказала Мадж. — Я думаю, его не так настроили. Он совсем не греет.

— Мне на самом деле нужно идти, — повторил Саймон. Он испытывал облегчение и удивление разом. Похоже, Мадж и Бартл прекрасно ладят, хотя она только что и обвиняла его в том, что он занимается отловом из Темзы утопленников… Интересно, как ей пришла в голову такая идиотская мысль?

Она казалась совершенно нормальной, и это заставило Саймона задуматься, так ли уж реально ее помешательство.

— Да-да, иди.

— Я собирался на концерт.

— Конечно, Саймон.

— Струнный концерт Брамса.

Он поцеловал ее в щеку. Мадж еще постояла на пороге, с умным видом улыбаясь ему вслед. Когда он отошел чуть дальше, она завопила, как ненормальная:

— Налей себе стаканчик виски, выпьешь — не пожалеешь. Тоску как рукой снимет.

Не то чтобы Уигмор-Холл славился своими исполнителями, но Саймону здесь нравилось. В первом отделении звучали небольшие произведения, в том числе Чайковский и струнный квартет Равеля. Исполнение наводило на размышления — выходило, что композитор может трудиться не покладая рук, чтобы создать музыкальное произведение, но в конце концов публика услышит лишь профессионально извлекаемые звуки. Великие произведения рождаются в недрах сознания и касаются некоей струны в нашей душе. Во всяком случае, именно так казалось Саймону. Пока звучала музыка, он позволял рассудку отдыхать, но это не значило, что ему в голову не приходили никакие мысли. Напротив, самые разные идеи мелькали в его мозгу, переплетаясь причудливым образом. К примеру, он понимал, что необходимо как-то решать проблему с тещей. У него перед глазами все еще стояла сцена, которую Мадж устроила в Рокингем-кресент. В ухудшении состояния Мадж Саймон почему-то винил Бартла, как-то упуская из виду, что именно из-за этого ухудшения Бартл вообще с ней поселился. Чарующие звуки Чайковского отвлекли его от мрачных мыслей, но ненадолго. Он вдруг обозлился на жену. Это она предложила ему поехать в Патни, хотя он мог провести время с куда большей пользой. Почему он должен выполнять за Ричелдис ее противные обязанности? Мадж — ее мать! И нечего прикрываться Маркусом. Сын уже ходит в детский сад, кроме того, есть миссис Тербот. Но размышления о Бедфордшире также растаяли под звуками музыки. Он снова оказался в прошлом, когда Мадж еще находилась в зените славы. В первый раз Саймон увидел ее на одной из вечеринок, где собирались всякие знаменитости. Он ощущал себя невероятно странно: рожденный, как говаривала Мадж, «королем коммерции», он переступил порог комнаты и оказался среди тех, чьи имена были у всех на устах. Здесь были актеры, писатели и, конечно, обязательная часть любой вечеринки, центр сплетен и внимания — Тео Горманн, вечный паяц.