Серый ферзь. Высокое искусство бегства - Александр Бушков

…Песню о короле Амдараке и мельничихе они заслышали, недойдя еще до «Кошки и окорока» уардов пятьдесят. Драгуны орали весьманемелодично, но с поразительным задором. Шла истинно гвардейская гульба, нотабуреты и посуда из окон пока что не летали. Назначенная в конокрады троица сделовым видом направилась в конюшню и исчезла за широкой двустворчатой дверью.Как дверь ни скрипела, но заглушить или хотя бы на миг прервать лихую песнюдрагунов ей не удалось. Тут же там, за дверью, кто-то охнул, и настала тишина,только слышно было, как всхрапывают кони, а один, норовистый, зло заржал. «Значит,удар нанесла не Мара, — подумал Сварог. — У Мары все вышло бышито-крыто. Без лишних и подозрительных охов». Самое время пустить в делофамильное искусство графов Гэйров. Сварог прижал ко рту ладони, сложив пальцыдомиком, дунул в ту сторону, шепнул надлежащие слова. Храп и перестук копыт тутже прекратились. «Цены мне нет, — гордо подумал Сварог, направляясь втрактир. — Но среди славных предков, чует душа, были-таки конокрады…»

Гвардейцы вперемешку с пьяно визжащими, манерными отвнимания столичных гостей девками устроились за тремя сдвинутыми столами,вокруг которых зияла почтительная пустота, — местные теснились по углам.Только пятеро гуртовщиков устроились поближе к драгунам. Девки при них не былони единой, и, судя по хмурым лицам верзил в серых кафтанах со снольдерскимигильдейскими бляхами, им пришлась поперек души проведенная драгунами тотальнаямобилизация доступного прекрасного пола. Видно было, что здесь и без Сварогавызревала добрая потасовка.

Сварог сел так, чтобы видеть в окно дверь конюшни. Драгунына его компанию пока что внимания не обращали, да и остальные тоже. Хозяинпринес вина. Облик у хозяина был страдальческим — в предчувствии неминуемогопогрома заведения. С таким видом на исторической родине Сварога обычно сидели вочереди к зубному врачу. Или в очереди в ОВИР — чтобы переместиться на другуюисторическую родину.

Садясь, Сварог мимолетно взвесил в руке табурет — в самыйраз. Бони с Паколетом сноровисто проделали то же самое. Тетка Чари задумчивокоснулась заткнутых за голенище грушевидных нунчак — похоже, тех самых,которыми усмиряла пьяниц в Пограничье. Мешок Шедариса, завернутый в плащпулемет Бони и вио-лон Леверлина оставили в сенях. Все было в порядке.

— Жалко будет, если уйдем тихо, — сказал Бони,поигрывая желваками.

Сварог хмыкнул. Пить здешнее дрянное винцо он не торопился,как и Леверлин, который отодвинул кружку, едва понюхав.

— Разносить трактир в черепки — это высокоеискусство, — поведал Бони. — Как у вас в городах говорят, изящное.Мы, скатурцы, всегда разносили соседние, на любой ярмарке, а вот в нашем селетакое никакому соседу учинить не удавалось… — И гордый собой парень одниммахов выплеснул содержимое своей кружки в глотку.

— Ты ногами под столом не дрыгай, — сказалСварог. — Попадешь по топору, он тебя без ноги оставит.

Верзила охнул:

— Командир, на свете есть только один такой топор…

— Подкованный ты парень, я смотрю, — сказалСварог.

— Память о старых временах, командир, лучше всего укрестьян и сохраняется. А также песни, предания, заклинания и обряды. Городаживут быстро и беспамятно, а у нас жизнь течет по налаженному кругу, и мало чтоменяется за века. Был у нас один старичок, он бы, не сходя с места, нарисовалкарту Талара до Шторма. — Бони понизил голос. — И про те времена, чтостояли до летучих замков, можно было кое-что услышать. Жаль, я бродяжничал,раньше-то и не особенно слушал, а теперь спросить не у кого…

Сварог смотрел в окно весьма напряженно и пропустил частьмонолога.

— …Кто его знает, чем все кончится, — сказал вдругБони. — Так что предупреждаю заранее: как только достану эту штуковину,тут же перебирайтесь мне за спину, а то и сами попадете под веселье…

Он вытащил толстый железный футляр, в каких охотники носятпорох и кремни, свинтил крышку, медленно перевернул, крайне осторожно вытряхнулоттуда что-то завернутое аккуратно в обрезок шерстяной ткани, продолговатое.Костяная дудочка, очень старая на вид, вся покрытая тонюсенькими темнымитрещинами. Столь же осторожно уложил ее назад, пояснив:

— От деда осталось. Вот кто умел… Сварог вопросительноподнял брови.

Леверлин, напротив, преспокойно спросил с видом знатока:

— Самопляска или пугалочка?

— Самопляска. — Бони глянул на него суважением. — Видел?

— Читал.

— Ну да, в городах у вас все эти дела давно повывелипод корень, а в деревнях, особенно в глуши, кое-что и припрятали со старыхвремен от бдительного небесного ока… Если потихоньку, только для своих — нитебе огласки, ни урона. — Покосившись на Сварога, он смущеннооткашлялся. — Да какая там магия, пустячки для домашнего хозяйства…

— Не у вас одних, — хмыкнул Сварог, глядя наПаколета. — Ох, не у вас одних. И Шедарис мимоходом проговорился пропустячки Вольных Топоров, и в городах кое-что осталось. И даже…

Он резко обернулся к окну — в конюшне вдруг бухнул мушкетныйвыстрел.

Один из драгун вскочил, отпихнул девку и с видом моментальнопротрезвевшего помчался к выходу. Вскоре Сварог увидел, как он несется по дворуи исчезает в конюшне. Остальные драгуны, покосившись вслед, из-за столов неполезли, но все же иные выжидательно поглядывали в окно. Почему выстрелвсполошил именно этого усача? Его мушкет, что ли? Шедарис как-то хвастался, чтознаток определит выстрел знакомого оружия посреди любой канонады… Или это былкак раз непростой драгун? Из тех, о тайных обязаностях которых не всякийкомандир ведает?

— Начали, — сказал Сварог, приподнимаясь.

— Погоди, командир. — Бони решительно взмыл стабурета. — Нельзя порочить славное искусство, дай-ка я сам разожгу…

Развязной походкой он подошел к столу драгун, раздвинулдвоих так, чтобы ему хватило места опереться на столешницу обеими руками,сотворил на физиономии глумливую мину, слегка склонился вперед и заговорил.

Говорил он спокойно, негромко, чуточку скучающим тоном. Речьего была выдающимся в своем роде образцом ораторского искусства, онаизобиловала метафорами, гиперболами, синонимами и эпитетами, блисталанезатертыми сравнениями, затрагивала генеалогию до седьмого колена, сексуальныепривычки, нравы и обычаи драгун вообще и малиновых в частности, причем визложении Бони генеалогия, привычки, нравы и обычаи были таковы, что, будь всеправдой, драгун не пустила бы на порог любая уважающая себя тюрьма, резонноопасаясь за моральную чистоту уже квартировавших там убийц и разбойников.

Гуртовщики восхищенно внимали. Даже Сварог заслушался.Малиновые усачи, преодолев оцепенение, начали наконец понимать, что всеизложенное столь высоким штилем относится именно к ним. Их физиономиисравнялись цветом с мундирами, а там и побагровели вовсе уж грозно. Еще миг — иони с ревом рванутся из-за стола.