Бог, человек, животное, машина. Технология, метафора и поиск смысла - Меган О'Гиблин

Бострома стала темой моей презентации в Швеции, которую я сделал во второй день конференции, стоя на краю пустой сцены в затемненном театре главной площадки. Несмотря на мое знакомство с теорией, эти идеи звучали обескураживающе причудливо, когда их произносили вслух, и я вдруг поблагодарил за слепящий свет сцены, который не позволял мне разглядеть лица в толпе. Суть моего выступления заключалась в том, что при всем своем мнимом "натурализме" гипотеза симуляции в конечном итоге была аргументом от замысла. Она принадлежит к длинному ряду креационистской риторики, которая ссылается на человеческие технологии, чтобы доказать, что Вселенная не могла возникнуть без сознательного намерения дизайнера.

Аргумент от замысла, по крайней мере в его современной форме, сам по себе был порождением механистической философии семнадцатого и восемнадцатого веков. До этого средневековые философы все еще работали в соответствии с предположениями телеологии Аристотеля - представлениями о том, что мир одушевлен внутренним чувством, заставляющим все вещи действовать в направлении конечной цели. Камень упал на землю, потому что его телос заключался в стремлении к земле. Растения росли к свету, потому что их телос заключался в стремлении к солнечному свету. Именно эту заколдованную космологию опрокинули Декарт и другие философы, представив мир как пассивный механизм - философия, которая со временем оформилась в ньютоновскую физику с ее правилами причинно-следственных связей, похожими на часовой механизм. По иронии судьбы, именно эта разочарованная космология с ее порядком, закономерностями и предсказуемостью привела таких христианских философов XVIII века, как Уильям Пейли и Роберт Бойл, к утверждению, что такой мир не может функционировать без божественного Инженера. В отличие от средневековых теологов, которые представляли себе Бога неразрывно связанным с творением, наполняющим его смыслом и целью, эти современные религиозные философы видели Бога отдельным от своего творения, как часовщик отличается от своих часов. Как отмечает историк Джессика Рискин в своей книге "Беспокойные часы", эти мыслители, по сути, извлекли смысл и цель из самого мира и переложили их на далекого и сверхъестественного Бога. Как цель часов не присуща самим часам, а имеет смысл только для часовщика, так и наиболее редуктивные, механистические научные изложения опирались, по иронии судьбы, на апелляцию к сверхъестественной силе. Рискин называет эту итерацию аргумента о дизайне "теологическим механизмом". Это было мировоззрение, которое "полагалось на божественного Дизайнера, которому оно передавало восприятие, волю и целенаправленные действия".

Хотя в аргументах Бострома не было прямого указания на это, идея о том, что Вселенная - это огромный компьютер, отвечает на ту же современную проблему. Если бы мир был действительно случайным и случайным, без какой-либо внутренней цели, агентства или телоса, то почему наши физические законы были настроены с такой точностью? Как природе удалось продемонстрировать то, что физик Пол Дэвис однажды назвал "дьявольски ловким трюкачеством: бессмысленность и абсурд, каким-то образом маскирующиеся под гениальный порядок и рациональность"? Если космос на самом деле был огромным компьютером, который был намеренно спроектирован, то эти закономерности внезапно обрели смысл - они были запрограммированы в программном обеспечении, являясь частью цифровой ткани нашего мира. В своей работе Бостром признал, что между гипотезой симуляции и традиционными религиозными концепциями можно провести "некоторые свободные аналогии". Программисты, создавшие симуляцию, были бы подобны богам по сравнению с теми из нас, кто находится внутри симуляции. С нашей точки зрения их можно было бы назвать всемогущими (способными вмешиваться в фундаментальные правила и законы симуляции) и всезнающими (способными контролировать все, что происходит в ней). Возможно, программисты смогут "воскрешать" отдельных людей из симуляции и возвращать их к жизни в другой симуляции - аналог реинкарнации или загробной жизни - и, предположительно, даже награждать или наказывать нас в зависимости от наших действий. По мнению Бострома, глубокое размышление над этой системой может привести к появлению собственного бренда натуралистической теологии.

Более чем несколько философов согласились с ним. Под конец своего выступления я отметил, что в сети появился странный кэш "теологии симуляции" - академические работы, написанные поклонниками гипотезы, в которых предлагались целые моральные и этические системы, основанные на предложении Бострома. Эрик Стейнхарт, философ-"дигиталист", написал свою собственную теодицею симуляции (традиционно - аргумент в пользу благосклонности Бога, несмотря на существование зла). Его "Аргумент в пользу добродетельных инженеров" утверждает, что разумно предположить, что наши создатели доброжелательны, потому что способность создавать сложные технологии требует "долгосрочной стабильности" и "рациональной целеустремленности". Эти качества невозможно культивировать без социальной гармонии, а социальная гармония может быть достигнута только добродетельными существами. В других работах по симуляционной теологии предлагается, как следует жить, чтобы максимально увеличить свои шансы на воскрешение. Старайтесь быть как можно более интересным, утверждает один из авторов. Держитесь поближе к известным людям или сами станьте знаменитостью. Чем более увлекательным и уникальным вам удастся быть, тем более склонны программисты будут держаться за ваше программное обеспечение и воскрешать его.

В какой-то момент презентации я предложил изложить свою личную историю. Я вырос в фундаменталистской семье, которая верила в креационизм. В то время как многие христиане читали повествование Бытия как литературную метафору о происхождении Вселенной, мы воспринимали Писание буквально, слово в слово, настаивая на том, что Бог действительно создал мир за семь двадцатичетырехчасовых дней. Метафоры, очевидно, занимают центральное место в религиозных текстах, сказал я, а также в науке. Мы видим сходство между нашими творениями и миром природы, и поэтому говорим, что разум подобен компьютеру или что вся Вселенная аналогична информационному процессору. Но мы сталкиваемся с проблемами, когда забываем, что это метафоры, и принимаем их за чистую монету - например, когда настаиваем, что, поскольку между физикой и информационными технологиями есть сходство, Вселенная на самом деле является огромным компьютером. Такой научный фундаментализм может привести, как это ни парадоксально, к предпосылкам религии.

Во время вопросов и ответов один из слушателей надавил на меня в этом вопросе. По его словам, было ясно, что я отверг христианство как метафору. Я также указал на опасность научных метафор. Но метафоры неизбежны для нас как людей. Они основополагающие для языка, для разума - разве я не согласен?

Да, - сказал я.

В таком случае, спросил он, какую альтернативу я вам посоветую? Или - если бы он мог поставить вопрос более лично - какой метафоры я сам придерживаюсь сегодня?

К этому моменту в аудитории снова зажегся свет, но мои глаза еще не адаптировались, и я не смог разглядеть лицо мужчины в толпе. Очевидно, он неправильно понял мою мысль, которая заключалась не в том, что мы должны отвергать все