Актриса года - Джон Кейн

— Мой милый город в синеве ночной… — запела она.

«О нет, только не это! — содрогнулась Конни. — Сейчас замахает своей лапищей». И действительно, Лайза начала вращать правой рукой, словно подстегивая себя. Все сильнее, все размашистее, по кругу. «Может, хоть на этот раз рука у нее оторвется, — со злорадством подумала Конни, — и она не допоет эту свою окаянную песню до конца?»

Но вместо этого Лайза вдруг вздела обе руки вверх и низким голосом пропела: «И у меня начнется новая прекрасная жизнь в тебе, о, старый Нью-Йорк!» Публика была просто без ума. Курт, Голди, Вупи и многие другие вскочили и восторженно завопили. Миссис Дэвис посылала воздушные поцелуи.

Конни была вне себя от ярости, ей хотелось плеваться. Подумаешь, Лайза спела! Большое дело!.. Она бы тоже могла. И уж куда лучше, чем эта Миннелли! Ну ничего, сейчас она им всем покажет, этим неблагодарным голливудским выродкам! Покажет, чтобы запомнили раз и навсегда. И, отбросив осторожность и всякие остатки здравого смысла, Конни вскочила и направилась к сцене. Морти пытался схватить ее за руку, но было поздно. Лайза как раз спускалась со сцены, когда к ней подошла Конни.

— Конни! — воскликнула Лайза.

— А ну прочь с дороги, вонючка! — рявкнула Конни и выхватила микрофон из рук Миннелли. Взобравшись на сцену, Конни обернулась к дирижеру оркестра и пробормотала: — Вступление к «Кабаре», пожалуйста!

Не желая затевать скандал, тот кивнул пианисту, и в зале послышались звуки столь хорошо знакомой всем мелодии. Публика взирала на Конни с неподдельным изумлением. И она запела:

Публика тихо ахнула.

А Конни невзирая на смятение продолжала:

Едва пропев последнее слово, Конни качнулась вперед, зацепилась каблуком за шнур микрофона и свалилась со сцены прямо на крабовый коктейль миссис Дэвис.

— Кто он был, этот наглец? — вскричал Колин, выковыривая остатки спаржи из носа. Лимузин катил по бульвару Сансет.

— Да никто, — вздохнула Карен.

— Вроде бы он сказал: ты называла его Большим Папочкой?

— Если после всего, что было между нами, ты мне не веришь…

— Меня ты никогда не называла Большим Папочкой! — обиженно заметил Колин.

«Маленьким — могла бы, это еще куда ни шло», — подумала Карен.

— О, у нас с тобой все по-другому! Такого у меня еще никогда не было, — буркнула она.

— Подтрахиваешься с ним на стороне, верно? — спросил Колин.

— О Господи, когда это было! — воскликнула Карен. — Я уж и думать забыла об этом придурке.

— Нет, ты трахалась с ним в мое отсутствие! — проворчал Колин. — Так не пойдет, дорогая! Я не позволю обращаться с собой, как с какой-то игрушкой! Как с жалким мальчишкой из «Роковой страсти»!

— Ты мой самый миленький и сладенький мальчишечка… — протянула Карен и полезла целоваться.

— Ничего подобного. — Колин отодвинулся на самый край сиденья. — А вот ты ведешь себя неподобающим образом, дорогая. Возможно, мне даже придется пересмотреть кое-какие идеи касательно «Макбета» и пригласить Фиону вместо тебя, потому что, боюсь, ты и тут подведешь.

— По-моему, я тебя еще ни разу не подводила, — игриво заметила Карен и скрестила ножки. Она прекрасно знала: для того, чтобы завести Колина, достаточно даже звука трущихся друг о друга нейлоновых чулок.

Он отвернулся к окну, игнорируя все ее заигрывания. Но когда на ширинку ему легла маленькая ручка, решимость Колина сразу ослабела.

— Не здесь, — слабым голосом пробормотал он. — Не в машине же…

— А где ты хочешь? В сундуке, что ли? — усмехнулась Карен и расстегнула молнию его брюк.

— Но водитель!.. — возразил Колин.

— Да он ни черта не видит, тут же тонированное стекло, — сказала Карен. С этими словами задрала платье до талии и, широко раздвинув ноги, навалилась на Колина.

— Не надо! — еле слышно пискнул он. — Я не хочу! Не хочу, после того как ты предала меня. — Откинувшись на спинку сиденья, Колин что было сил отбивался от Карен. Но тут лимузин слегка занесло на повороте, и Колин с влажным всхлипом вошел в нее. Их тела сплелись в судорожном животном порыве, ставшем для Колина чем-то вроде наркотика. Еще несколько секунд — и он достигнет оргазма.

Именно поэтому они не заметили красно-синей мигалки полицейского автомобиля в заднем окне. Им было не до того.

Фиона натянула одеяло до подбородка для пущего уюта, отпила глоток горячего какао и открыла потрепанный томик «Сайласа Марнера» в надежде, что робкий и скромный герой Джорджа Элиота поможет смягчить душевные и физические страдания, вызванные вчерашним приемом. Там обитали совсем другие создания, словно явившиеся со страниц романов Гарольда Роббинса и Джеки Коллинз. Фионе отчаянно хотелось лишь одного: почувствовать себя в уюте и безопасности.

Но тут резко зазвонил телефон, отчего она разлила остатки какао и выронила книжку из рук.

— Дьявол! — чертыхнулась Фиона и схватила трубку. Это был Лайонел.

— А ну-ка быстренько включи телевизор! — приказал он.

— Американское телевидение — это последнее, чего мне сейчас не хватало… — недовольно протянула Фиона.

— Четвертый канал! Включай, я тебе говорю!

Фиона взяла пульт и нажала на кнопку. На экране возникло лицо Келли Ланж, белокурой тележурналистки, ведущей программу новостей.

— …были арестованы сегодня неподалеку от бульвара Сансет по обвинению в непристойном поведении, — говорила Келли Ланж.

И тут экран заполнили фотографии Колина с Карен Кролл крупным планом. Фиона забыла про пятно от какао на простынях и вся обратилась в слух.

— Это уже второй за неделю случай, когда аресту подвергается актриса, выдвинутая на премию «Оскар», — говорила Ланж.

На экране возник полицейский по имени Томас Понзини.

— Да, — подтвердил он, — буквально на прошлой неделе мы арестовали Конни Траватано за кражу в магазине. И вот сегодня — Карен Кролл за развратные действия. Похоже, наш участок вскоре будет сплошь заполнен звездами Голливуда.

— О, Лайонел! — воскликнула Фиона. — А что, Колин тоже арестован?

— Да, вместе с Карен Кролл. — Лайонел так и расплылся в улыбке. — Их застукали в совершенно непристойной позе на заднем сиденье лимузина, когда машина остановилась на красный свет.