Истерли Холл - Маргарет Грэм

Мистер Оберон и леди Вероника прибыли в четыре часа. Они прошли через нижний коридор. Дверь кладовой была приоткрыта достаточно, чтобы Эви могла видеть их разгоряченные после верховой езды лица. Одежда обоих была забрызгана грязью. Лицо молодого человека выглядело хуже теперь, когда кровоподтеки стали выходить наружу. Брат и сестра извинились за прогулочные наряды, объясняя их тем, что слишком далеко уехали, поскольку дорога хорошо подсохла и прекрасно подходила для галопа.

Миссис Мур было позволено сидеть, и Эви из кладовой, где она пересчитывала запасы сахара, муки и прочей бакалеи, было удобно слушать и смотреть. Она слышала, как они попросили миссис Мур поблагодарить миссис Грин за великолепную сдобу, поскольку, как им известно, ее печет экономка. Дальше довольно бесцельно обсуждалась погода, уход из жизни Вейни, приход весны и наступление тепла.

– Конечно, весна скоро придет, – сказала леди Вероника, – но в этом году она запаздывает.

У миссис Мур спросили, как она себя чувствует, и повариха уверила их, что все замечательно, премного благодарна, миледи.

Эви немного успокоилась, потому что то, что она слышала, было разговором нормальных, приятных, неравнодушных людей. Потом наступило молчание, и леди Вероника произнесла:

– Об, as-tu pensé aux économies, qu’il faut faire dans Auld Maud?[16]

Эви покачала головой. Миссис Мур поймет, что они говорят о мерах экономии, которые, по-видимому, предстояло произвести Оберону. До чего невежливо, миссис Мур была права. Но очень интересно.

Мистер Оберон отвечал по-французски распухшими губами, так что слова его звучали нечетко.

– Ну да, как я сказал, когда мы катались, нам придется для начала сократить число опор в забоях. Я поговорю с Дэвисом, чтобы он передал это крепильщикам. И да, Вер, я много думал. Я знаю, ты считаешь, что я должен прекратить это, но как я могу? Не могла бы ты вообще держаться в стороне от этих дел?

Его слова не были просьбой.

– Ничего, придется им смириться и вытащить опоры, когда забои будут выработаны. Новых не будет. Они знают свою работу, все будет в порядке. Я обсуждал и другие мои проекты с Дэвисом, но это мы сделаем в ближайшее время. Дэвис возражал, он говорит, люди будут недовольны из-за опор. А я ему ответил, что им платят за работу, а не за хорошее настроение. Как мы управляем шахтой, черт побери, их не касается и, по-моему, тебя тоже. Мы даем им работу, и у их семей есть кусок хлеба. Вот этим они должны быть довольны, Вер.

Леди Вероника отколупнула глазурь с печенья и стала ее есть руками. Она тоже говорила по-французски.

– Такое впечатление, что я слышу отца. А где же ты сам во всем этом, Оберон? И что будет с людьми? Для них это большой риск, разве не так?

– Ради бога, Вер, зачем ты продолжаешь обсуждать эту тему? Мы уже наговорились во время прогулки. В последний раз объясняю тебе: опоры в отличном состоянии, и в шахте их слишком много. Крепильщикам просто нужно будет вытащить часть и отправить их в другие забои. Шахтеры всегда заявляют, что они опытные забойщики, так что они поймут, если крыша в забое начнет рушиться, и успеют выбраться, и им останется только достать оттуда уголь. Таким образом, им не придется отбивать его.

При этих словах Эви почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Как он смеет? Ведь он говорит о ее семье, ее друзьях, обо всех шахтерах. Он отодвинул тарелку с недоеденным кексом. Губы у него явно саднило. Так ему и надо, пусть боль жжет его, как жалом. Леди Вероника спросила по-прежнему по-французски:

– Но вспомни о несчастных случаях. Они происходят каждый месяц, слишком часто. Нужно что-то делать, а мы делаем наоборот. Как мы можем!

Эви грызла карандаш. Молодая госпожа виделась ей теперь совсем по-другому.

Мистер Оберон выпил до конца чай и стукнул чашкой о блюдце, вытирая подбородок. Губы плохо слушались его. Ложечка в чашке зазвенела. Миссис Мур разглаживала свою салфетку, краска поднималась у нее от шеи к лицу. Мистер Оберон поднял глаза и посмотрел прямо в кладовую. Эви замерла, но она боялась напрасно. Дверь была только приоткрыта, и его взгляд скользнул в сторону. Он улыбнулся миссис Мур, одновременно обращаясь по-прежнему по-французски к сестре:

– Хватит об этом, Вер. И кстати, не хочешь ли ты сказать отцу, что люди важнее, чем сальдо в его бухгалтерских книгах?

Наступило молчание, затем леди Вероника перешла на английский:

– Мы не должны больше задерживать миссис Мур, Оберон. Скоро вернется миледи.

Разговор снова перешел на обыденные темы, но, похоже, от расслабленной домашней обстановки мало что осталось. А разве не за этим, по словам миссис Мур, они приходили на кухонное чаепитие?

Эви обходила полку за полкой, завершая подсчеты. Она должна передать услышанное Джеку, но что он сможет с этим сделать? Так всегда действуют собственники шахт, не больше и не меньше. Но все-таки, наверно, всегда лучше знать положение дел? Она понимала, что злится, но из-за стучавшего в голове молотка, боли в горле и ломоте в руках и ногах не очень чувствовала свое настроение.

Мистер Оберон и леди Вероника покинули кухню ровно в четыре сорок пять, пообещав, что придут на следующий день. Та-ак, думала Эви, и что же нам тут, в подвале, придумать, чтобы справиться с суетой? Вы что ж думаете, нам так нравится видеть вас тут, что мы вам и роскошный ковер расстелим? Позволила бы она Джеку принимать такие решения, какие принимал Оберон? Да черта с два. Она бы рассвирепела, бунтовала, а не спорила. Но что бы она смогла сделать, если бы ее отец избил до полусмерти Джека, когда тот пошел против его воли? Голова ее разрывалась от боли и не давала думать.

Эви вышла из кладовой с составленным ею списком имеющихся продуктов. Девушки ели оставшиеся кексы, а то, что не могли доесть, сложили в жестяную коробку, на случай если понадобится подкрепиться. Миссис Мур взглянула на часы. Усталость согнала краску с ее лица.

– Время готовить обед.

И добавила, обращаясь к Эви:

– Мальчик раздавлен. Он будет делать все, что ему прикажут, или отец снова его изобьет. Лицо у него…

Эви подумала о своем отце, о том, как он будет вытаскивать опоры, чтобы использовать их в другом месте, о своих братьях, о том, что расстояния между опорами станут больше. Вот они точно будут раздавлены, по-настоящему раздавлены. И всякое сочувствие к отпрыску Брамптона, которое она почувствовала в ту ночь у конюшен, полностью испарилось.

Была уже полночь, когда она завалилась в постель с горячими кирпичами. И снова ей захотелось узнать, как Саймон, тепло ли ему, и как там отец и братья, не подвергаются ли они опасности. А как будет завтра, через неделю, через месяц?

С утра она снова выскользнула из дома и, миновав двор, пошла по тропинке к складу садовников. В этот раз она спросила разрешения, и миссис Мур сказала просто: