Русская угроза - Андрей Кивинов

— Куда исчезают?

— Совсем. Старики умирают, а молодежь в города бежит. Я, пока к вам ехал, столько домов заколоченных видел. Очень грустно.

— Ой! — спохватилась Тамара Михайловна. — Вы ж с дороги проголодались, наверное, а я вам тут экскурсии устраиваю!

— Ничего страшного, я бутербродов перехватил.

— У меня ж борщ свежий, специально сварила. Сейчас подогрею. Вы будете борщ?

— Не откажусь. Давайте так сделаем — я на речку прогуляюсь, а вы разогревайте.

— Хорошо. Минут через десять накрою. Если купаться захотите, лучше подальше пройти, там спуск к воде получше.

— Нет, я просто так пройдусь. Подышу.

Тамара Михайловна вернулась в избу, застелила на стол свежую скатерть, поставила на плиту борщ. Украдкой, словно стесняясь, посмотрела на себя в зеркало. Неодобрительно покачала головой, отыскала на трюмо завалявшуюся помаду. Подышав на нее, подкрасила губы. (Забыла, когда и пользовалась. А перед кем красоваться? Перед козой или Карабасом?) Быстро сняла платок, распустила волосы и, расчесав, заплела их в игривый хвостик. Поменяла платье на более веселое — белые ромашки на голубом фоне. Ну вот, совсем другое дело. Надо было сразу так сделать. По одежке встречают.

Вернувшись с прогулки, гость заметил перемены в облике хозяйки и еще раз уютно, по-домашнему, улыбнулся. Прежде чем сесть за стол, он достал из сумки две бутылки вина.

— Я, вообще-то, почти не пью, — похвастался Дмитрий Павлович, — это в подарок. Угощайтесь.

— Ой, да я тоже не любительница. Вот сливянки своей иногда выпью после баньки, и все. Может, хотите попробовать? Она не крепкая, градусов пятнадцать.

— Ну если не крепкая, то не откажусь. За знакомство.

Тамара Михайловна полезла за бутылью.

— Я по молодости, если честно, выпивал, — признался Дмитрий Павлович, — когда еще на «Скорой» работал. Иногда даже во время дежурства. Но после того, как больного по дороге в больницу потеряли, прекратил. И с тех пор держусь.

— Как это потеряли?

— Пьяного одного избитого ночью везли, а заднюю дверцу у машины плохо закрыли. На светофоре водитель резко газанул, носилки и выскочили. Они на колесиках. В больницу приехали, а больного нет. Представляете? Ни носилок, ни больного. Бросились назад. А он, как прикатил к обочине, так и лежит. Хорошо, пьяный, не понял ничего. А то б сколько шума было. С тех пор я на работе ни-ни, а потом и вовсе прекратил. Так, по большим праздникам, чисто символически.

Тамара Михайловна вспомнила своего отставника и вздохнула. У того каждый день — большой праздник.

Во время обеда гость немного рассказал о себе. Родом он из Мурманска, мать до сих пор живет там. Отец — в прошлом журналист, умер девять лет назад. После армии Дмитрий Павлович приехал в Ленинград, поступил в медицинский. Выучился на хирурга. Пару лет работал на «Скорой», женился, но неудачно, через год разошелся. Защитил кандидатскую, сменил несколько больниц, сейчас практикует в небольшой клинике, в центре Питера. Живет в однокомнатной квартире, в спальном районе. Смог получить жилплощадь благодаря влиятельным пациентам. До этого мыкался по общежитиям и съемным комнатушкам, но в Мурманск возвращаться не хотел. О том, что творится на личном фронте в настоящий момент, умолчал. А Тамара Михайловна сочла нужным не уточнять. По крайней мере пока.

— А книга?

— Книги, если так можно выразиться, мое хобби. Даже больше, чем хобби. Своеобразная смена обстановки, отдушина. Не у меня одного, кстати, такое увлечение. Булгаков, например, Чехов, если помните… Моэм, в конце концов. Психологи советуют периодически менять род деятельности. Например, с физического труда на творческий. И наоборот.

— А медицина настолько тяжелый физический труд?

— Еще какой. Порой приходится стоять у операционного стола по десять — двенадцать часов. В полном напряжении. Вы не представляете, что это такое. И если не разгружаться после этого, можно сойти с ума. Кто-то из моих коллег разгружается с помощью алкоголя, а я вот предпочитаю сочинительство. Небольшие эссе, рассказы, зарисовки. Все, что за день накопилось, выплескиваю на бумагу. Что не удалось сделать в жизни, удается в тексте. Это помогает лучше всяких антидепрессантов. Возможно, без этого я бы давно сломался, если можно так выразиться.

— А почему именно книги, а не музыка или еще что-нибудь?

— И рад бы музыку творить, но увы… Способностей нет. Ни слуха, ни голоса. А сочинительство — это мое. В принципе, говорят, любой человек при желании сумеет написать книгу.

— Как интересно. А ваши книжки выходили?

— К сожалению, нет, — с небольшим оттенком расстройства ответил Дмитрий Павлович, — во-первых, потребность в литературном творчестве возникла у меня не так давно, и написал я еще совсем немного, а во-вторых… Увы, рынок творческих услуг переполнен. Сейчас печатают, в основном, коммерческих авторов, а я себя к таковым не отношу. Да мне и не надо, чтобы меня печатали. Главное, самому получать удовлетворение. Вот вы, например, не для продажи делаете такую прекрасную сливянку?

— Нет, конечно. Осенью слив много пропадает, я и использую.

— А могли бы и торговать. Но, видимо, вам это не нужно.

— Не нужно.

— Так и мне с книгами. Возможно, потом, в старости, я что-нибудь и издам, а пока буду отводить душу. Денег на жизнь мне много не надо. Чтоб на еду да на бензин хватало.

Тамара Михайловна еще раз вздохнула, опять вспомнив отставника, которому на жизнь как раз наоборот — вечно не хватало.

После обеда Дмитрий Павлович разложил свои вещи на мансарде и отправился обозревать окрестности. Вернулся он через два часа одухотворенный и счастливый, если, конечно, выражение лица соответствовало состоянию души. С прогулки принес три подберезовика и сыроежку.

— Это просто чудо! Какая красотища! Я, когда из рощицы к реке вышел, Тютчева вспомнил… «Лениво дышит полдень мглистый, // лениво катится река, // в лазури пламенной и чистой // лениво тают облака…» А я еще сомневался, ехать или не ехать? Разве на моем Долгом озере[1]такое увидишь? Да никогда!

Положив грибы на скамейку, он обратил внимание на почерневшую металлическую пластину, прибитую к стене дома. Присмотревшись, разобрал цифры.

— 1907 год… Боже мой, это ведь почти сто лет назад…

— Да, — подтвердила Тамара Михайловна. — Мать говорила, здесь раньше купец жил с семьей. Потом верхний этаж развалился, но сруб с тех времен стоит. Представляете, я хотела сток для умывальника пробить, так два дня мучилась. Камень, а не дерево.

— Умели строить… Мастера.

— Дмитрий Павлович, вам баньку завтра затопить или в субботу?

— Как у вас принято, так и топите. Я ни в коем случае не хочу вас обременять. Кстати, если надо съездить за чем-нибудь в магазин или куда еще, не стесняйтесь. Всегда рад. Машина к вашим услугам.