Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

— Борьба за престол. Побеждает другое семейство.

— Так. И что делает новый хай?

— Убивает всех моих родных, — тускло заключил Адра.

Идаан наклонилась к нему и шлепнула по руке.

— Он приказывает Размягченному Камню сравнять с землей несколько гальтских гор и потопить пару островов. Думаешь, хоть один хай будет сидеть спокойно, если узнает, что смерть предшественника подстроил Верховный Совет Гальта? Гальты не посмеют тебя шантажировать, потому что твое разоблачение означает их гибель. Так что перестань волноваться. Лучше радуйся, что мы скоро поженимся.

— А ты почему не радуешься?

— Скорблю по отцу, — сухо ответила она. — У нас вино есть?

— Как он? Твой отец.

— Не знаю. В последнее время я его избегаю. Он… меня ослабляет. Сейчас я не могу этого себе позволить.

— Говорят, он теряет силы.

— Иногда мужчины теряют силы годами, — сказала Идаан, встала и пошла в свою спальню, держа перед собой липкие от виноградного сока руки. Адра пошел следом и лег на ее кровать. Идаан налила воды в каменный умывальник и, ополаскивая руки, посмотрела на жениха. Мальчик, растерянный мальчик. Можно сказать ему и сейчас… Она набрала в грудь воздуха.

— Я тут думала, Адра-кя… О том, когда ты станешь хаем.

Он повернул к ней голову, но не приподнялся и не заговорил.

— Очень важно, особенно первое время, заручаться поддержкой союзников. Основать свою династию непросто. Я знаю, мы договорились, что нас всегда будет только двое, но, возможно, это ошибка. Если ты возьмешь и других жен, ты внешне соблюдешь традиции и приобретешь союзников среди их семей.

— Мой отец говорил то же самое.

«Вот как?» — подумала Идаан, однако ее лицо осталось неподвижным и спокойным. Она вытерла руки и села на кровать рядом с Адрой. К ее удивлению, он плакал: из внешних уголков глаз сочились мелкие слезы, на лице блестели тонкие дорожки. Ее рука почти против воли приблизилась к его щеке, погладила.

Адра повернулся к Идаан.

— Я люблю тебя, Идаан. Я люблю тебя больше всего на свете. Больше всех.

Его губы задрожали, и она прижала к ним палец, чтобы он замолчал. Она не хотела этого слушать. Но он не собирался замолкать.

— Давай остановимся! Давай просто будем вместе. Я найду другой способ стать важным человеком, а твой брат… все равно ты хайской крови, и у нас будет хорошее содержание. Можно… можно мы остановимся?

— И все потому, что ты не хочешь взять другую жену? — тихо поддразнила его Идаан. — Не могу поверить!

Адра взял ее за руку. Какие у него мягкие руки! Идаан заметила это еще тогда, когда они в первый раз оказались в постели. Сильные, мягкие, большие… На ее глаза тоже навернулись слезы.

— Отец говорил, что я должен буду взять других жен. А мать сказала, что ты пойдешь на это, только если я позволю тебе иметь любовников. А теперь… прошлой ночью тебя не было, я ждал почти до рассвета. И ты… ты хочешь…

— Ты думаешь, я нашла другого?

Адра поджал губы — они стали совсем тонкими и бескровными — и кивнул. Его пальцы стиснули ее руку, как последнюю надежду на спасение. На ум Идаан пришла сотня ответов: «Да, конечно». «Как ты смеешь меня обвинять?» «Семай — единственное чистое пятнышко в моем мире, и я не позволю его запачкать».

Она улыбнулась Адре, как мальчишке, который сморозил глупость.

— Сейчас такой поступок был бы безумством, — ответила она, не солгав и не открыв правды.

Идаан подалась к жениху, чтобы поцеловать его, но не успели их губы соприкоснуться, как раздался взволнованный крик.

— Идаан-тя! Идаан-тя! Скорее!

Идаан вскочила, словно ее застали за недостойным занятием, потом овладела собой и одернула одежду. Зеркало подсказало, что краска на губах и глазах размазалась, однако времени освежать ее не было. Идаан поправила выбившуюся прядь волос и выбежала из спальни.

Служанка приняла позу извинения. Она была одета в цвета личной свиты ее отца, и сердце Идаан упало. Он умер. Умер!.. Но даже в поклоне было заметно, что девушка улыбается, ее глаза сияют.

— Что случилось?

— Всё сразу! — сказала девушка. — Вас зовут ко двору. Хай всех зовет.

— Почему? Что стряслось?

— Мне запретили говорить, Идаан-тя.

От гнева Идаан стало жарко, словно она повернула лицо к огню. Она не думала, не рассуждала. Тело двигалось будто по собственной воле. Хайская дочь скользнула вперед, схватила служанку за горло и прижала к стене. Увидев испуг в глазах девушки, Идаан злобно оскалилась. Краем глаза она видела беспомощного, как птенца, Адру.

— Говори! — процедила Идаан. — Второй раз спрашиваю, что случилось. Отвечай сейчас же.

— Выскочка… — ответила девушка. — Его поймали…

Идаан отступила, опустила руку. Глаза служанки широко распахнулись и уже не сияли. Адра положил руку на плечо Идаан, та ее сбросила.

— Он пришел во дворцы, — продолжала служанка. — Его поймал поэт, тот, который приехал, и повел к хаю.

Идаан облизнула губы. Ота Мати здесь. И сколько он уже в городе, одним богам известно. Она посмотрела на Адру, но на его лице было написано такое же удивление. А еще она увидела страх. Страх не только по поводу их заговора.

— Как тебя зовут? — спросила Идаан.

— Чойя, — ответила девушка.

Идаан приняла позу смиренного извинения. Обычно знать не изображала ее перед слугами, но в сердце Идаан, как кровь из пореза, хлынуло раскаяние.

— Чойя-тя, прости меня, пожалуйста! Я неправильно поступила…

— Это еще не все, — прервала ее та. — Сегодня утром прибыл посыльный из Тан-Садара. Он скакал три недели. Кайин Мати мертв. Ваш брат Данат его убил и едет домой. Гонец сказал, что ему еще неделя пути. Данат Мати будет новым хаем Мати. Идаан-тя, он успеет в город к вашей свадьбе!

Одним концом короткая цепь уходила в куб из шлифованного гранита высотой по пояс мужчине, другим была прикована к грубому железному ошейнику на шее Оты. Упершись спиной в серый гранит, Ота сидел и вспоминал бурого медведя, которого видел на главной площади одного предместья под Тан-Садаром. Беднягу привязали к шесту и травили собаками по три, а зрители бились об заклад, кто выживет.

Вокруг стояли стражники в кожаных панцирях с мечами наголо — стояли широким веером, чтобы любой при желании мог рассмотреть пленника. За ними весь пол и два яруса балконов до самого куполообразного потолка заполняли толпы утхайемцев. Хайское место пустовало. Ота подумал, что делала бы охрана, если бы у него возникла малая нужда. Маловероятно, чтобы ему дали помочиться на красивый паркет. Не менее сложно представить, что пленника вежливо уведут в уборную… Любопытно, что, глядя на него, видит знать? Ота не пытался им понравиться, сыграть на сочувствии. Он наследник-выскочка, и все люди в этом зале радовались его поимке и унижению.