Суси-нуар. Занимательное муракамиедение - Дмитрий Коваленин

Это потом, еще через десять лет в тебе отзовется звоночками кислотный фьюжн Тарантино. «Великий и ужасный» Квентин с его «криминальными псами» будет похож на куницу, попавшую в огромный курятник. Даже его актеры начнут говорить натурально, «как в жизни», потому что будут бояться зубов куницы и путать слова. И у человечества опять побегут по спине мурашки, как при взгляде на первую фотографию, паровоз в фильме братьев Люмьер или чей-то затылок в собственном зеркале.

Дальше будут матрица и горлум. А с ними – асахара, всемирный торговый центр, иракская война и норд-ост. С очередными бесплодными вопросами о том, что же происходит с нашим драгоценным «я» в это странное время. И что такое Время вообще. «Может быть, Время – это и есть наше «нет» в ответ Богу на приглашение в вечность?»[27]

Но это все потом.

А пока ты приспосабливаешься к тому, что есть. Ибо «ни к Бангладеш, ни к Судану интереса не испытываешь». И постепенно реальность, которая так пугала тебя поначалу, меняется – и в финале оказывается вовсе не такой холодной, пустой и бесцельной…

Что происходит?

А просто ты наконец понимаешь: все эти «изменения» постоянны, как фазы старушки Луны. Ты не выберешься из воронки, в которую закручивает все глубже от романа к роману, пока не научишься говорить со своими мертвецами. И не услышишь то, что они хотели тебе передать.

Здравствуй, братец Nevermore. Вот и свиделись.

* * *

Где-то в Интернете и сейчас еще болтается пародия на «Дэнс», написанная пару лет назад литературным весельчаком Леонидом Кагановым. Идея «пародии» заключалась в том, что убийца – сам герой, у которого элементарная амнезия. Но поскольку он повествует от первого лица, мы следуем за рассказчиком и подозреваем кого угодно, кроме него самого.

Как ни парадоксально, такое подозрение действительно маячит на подкорке, когда читаешь, что Готанда «не был уверен», убивал он Мэй или нет. Тот мир и этот, реальное и ирреальное настолько сливаются, что мы не верим уже никому.

Вот что поражает в этой прозе: автор очень точно воссоздает неуловимые ощущения, которые мы в повседневной жизни переживаем, но, как правило, не осознаем. А если осознаем, то притворяемся, что ничего не заметили. Что характерно – именно в «Дэнсе» эти ощущения часто связаны с бытовой, повседневной ложью. Ну, к примеру, делаем мы вид, что доверяем кому-то, а на самом деле не верим ни единому слову. Или ломаем комедию, будто заботимся, хотя этот человек нам до лампочки. Признаёмся кому-то в высоких чувствах – «да-да, конечно, ну что ты спрашиваешь!» – думая при этом о чем-то совершенно десятом. «Соболезнуем» на чьих-то похоронах, думая о завтрашней вечеринке, пишем статьи о незабываемом городе Кёльне, ни разу там не побывав, снимаемся в фильмах, которые сами считаем дерьмом, а заодно спим с теми, с кем, как мы сами же знаем, этого не стоит делать ни в коем случае. Ну в общем, делаем не то, что говорим, говорим не то, что думаем, думаем не то, что чувствуем, а чувствуем не то, что хотим. Стараясь не вспоминать, что все это наверняка когда-нибудь вылезет боком. Жизнь так сложна, – оправдываемся мы непонятно перед кем, ничто не стоит на месте. Прогресс бежит вперед, а мораль всегда отстает…

Ну что ж, отвечает нам по ночам Непонятно Кто, все верно. Но тогда не удивляйся, если твои жены и дальше будут бросать тебя, а любовницы пропадать без вести – а то и умирать, задушенные чулком в отеле; и если на твоих глазах очередной друг детства превратится в безумного Горлума и улетит, скуля и кувыркаясь, в кипящую лаву.

Согласен?

Распишись.

Подпись:

Дата: «__»___________________ 20____.

* * *

Несомненно, «Дэнс» – еще одна книга контакта и исцеления. На одном полюсе этого 600-страничного «листа Мёбиуса» – связь с внутренним «я», а на другом – исцеление во внешнем мире.

Так из какого яичка появилась курочка Ряба? Простого или золотого?

Когда вышел «Дэнс», японская критика бросилась разбирать роман по винтикам, автоматически сравнивая с «Норвежским лесом». В частности, были мнения, что этот роман устроен проще, чем «Лес», и даже написан «объективно слабее». «Слабости» указывалось две. Во-первых, обе «ведущие оси» романа – линии Готанды и Юмиёси – якобы завершились «чересчур однозначно». Чего, дескать, не было в «Норвежском»: там читатель был волен трактовать практически любые сюжетные линии как ему вздумается – как по ходу всего романа, так и после его прочтения. Во-вторых, в «Лесе» Наоко и Мидори существовали в разных мирах и никак между собой не общались. Поэтому Рэйко, переспав с героем в финале, «замкнула» на него оба мира, что и организовало мощный финал. В «Дэнсе» же якобы никакого контакта между Готандой и Юмиёси не происходит, миры нигде не пересекаются, и потому структура романа остается «неустойчивой»84.

Ну что ж. Вот такие бывают требования к литературе в условиях «оптимизированного потребления». Любопытно, не правда ли? Сразу же хочется возразить.

Мне, например, очень сильно кажется, что контакт Юмиёси с Готандой мог бы кончиться только одним: смертью самой Юмиёси. То есть не сигани Готанда в залив – его следующей жертвой (после Кики, что логично) была бы она. Ведь он убил обеих женщин, которых Боку любил после того, как расстался с женой. Как котят из далекого детства. Потому что всю жизнь завидовал, что Боку мог оставаться собой в любой ситуации. Кто бы его остановил дальше, не вернись с того света Кики?

Эта сюжетная растяжка – Готанда как уход в себя и Юмиёси как исцеление во внешнем мире – и послужила «скелетом» для всех остальных сюжетных перипетий.

Но главные антиподы «Дэнса» и не нуждаются в «посреднике» вроде Рэйко (вспомним – Рэйко присутствовала при всех разговорах «влюбленных» и читала все их письма). В «Дэнсе» ту же соединительную роль выполняет тринадцатилетняя «ведьмочка» Юки. Именно ее паранормальные способности помогают Боку сперва узнать имя Юмиёси, а потом догадаться, кто убил Кики и, может быть, Мэй. Может быть. Потому что с Мэй непонятно – все-таки во время убийства Готанду видели на съемочной площадке. Кто же убил Мэй? С другой стороны, фирма Готанды всегда купит ему столько свидетелей, сколько нужно… С третьей стороны, Боку до странного плохо помнил в полиции, «что он делал вчера вечером». И почему Кики сказала: «Убей меня»? Опять же, если обе шлюхи, Кики и Мэй, работали в паре – значит, их пара накладывается на пару Боку – Готанда. И если один убил одну, то другой должен бы, по идее… М-да. И все это – «чересчур однозначно»? Извините, уважаемые господа японские критики.