Песня песка - Василий Воронков

Они спустились на первый этаж. Голоса и музыка затихли, оставшись где-то высоко, наверху.

Ана надела дыхательную маску.

На Келиване образовалась совершенно не праздничная, яростная давка, и им пришлось пропустить несколько поездов. Нив обнимал Ану за плечи, защищая её, когда они проталкивались в вагон. Хмельная толпа прижала их к самой стене, до окон было не дотянуться, и Ана задыхалась от духоты.

Нужно продержаться несколько станций, пересесть на новую ветку – и продолжить путешествие в пустом составе.

Ана прижималась к Ниву и тяжело, устало вздыхала. Поезд трясло на поворотах, руки соскальзывали с поручней, и люди в вагоне едва не падали, грубо наваливаясь друг на друга. Слышались ругательства на гали, сопение, хрип. Нив жалел, что не настоял на возвращении домой. Можно выйти на первой же остановке, сбежать подальше от праздничных толп. Но Ана вдруг посмотрела на Нива, чуть склонив набок голову – её влажные глаза блестели, – и он понял, что она улыбается в дыхательной маске.

В поезде на другой линии, и правда, было безлюдно.

Ана снова села у окна. Вагон раскачивался на рельсах, состав стремительно набирал ход. Нив успокоился. Они просто сбились с пути, заблудились в бесчисленных переходах между станциями хагаты, но теперь вернулись на нужную линию, где снова одни.

Ана смотрела в окно на размалёванную улицу. Поезд ускорялся рывками, как ветер, и взмывал над полыхающим от флагов городом. Они молчали – и Нива пугало молчание. Он принялся рассказывать Ане о городе, хотя она-то как раз, в отличие от него, прожила здесь всю жизнь. Нив говорил всё, что приходило ему на ум, всё, что он вычитал в листовках или услышал по радио – общая площадь, протяжённость транспортных линий, суммарная высота всех зданий, среднее количество места на одного человека. Поезд со скрежетом и свистом нёс их над заполненными улицами. По стёклам вагона скользили отблески фонарей и отражения разукрашенных домов.

Ана слушала с удивлением и даже перестала разглядывать улицы в окне. Она смотрела на Нива так, словно никогда не представляла, что город настолько большой, а людей так невыносимо много, и дома такие высокие, хотя вся забавная статистика, которую запомнил Нив, не имела ни малейшего смысла.

Поезд остановился у переполненного перрона, и, когда открылись двери, в вагоны хлынула шумная праздничная толпа.

Вскоре они вышли на станции со звучным названием на гали. Неподалёку – среди доживающих последние годы гармий – прятался музей пустоты. Нив и сам не понимал, зачем потащил туда Ану.

Музей пустоты был пустым.

Модели планет и долий не вызывали у горожан заметного интереса, поэтому в музее, как в храме, всегда соблюдалась невольная тишина. Казалось, что там, по всем законам открытого космоса, не распространяется звук.

Музей был небольшим – лишь несколько сквозных комнат, где глаза поначалу, не успев привыкнуть к темноте, не различали ничего, кроме искусственных небесных тел, подвешенных на толстых нитях. Ана даже не решилась снять дыхательную маску.

Первый зал занимала наэлектризованная модель солнечной системы, и Дёза, пасмурно-мглистого цвета, была необъяснимо больше в размерах, чем ярко подсвеченный солнечный шар. В остальных комнатах в странном и нелогичном порядке красовались глобусы известных планет, огненные короны звёзд и долий. В самом последнем зале снова стояла на пьедестале Дёза – как памятник одиночеству среди нарочитой темноты. На огромном светящемся шаре, которому не требовалось солнце – ведь он сам прожигал себя насквозь, – тщательно воссоздали реальный рельеф по снимкам с вахатов.

Нив долго разглядывал города, напоминающие мелкие соты с россыпью разноцветных огней. Ночное освещение кварталов словно образовывало знаки на неведомом языке, послание в пустоту, выведенное на поверхности планеты.

– А куда ты будешь летать? – спросила Ана.

– Сюда, – сказал Нив, ткнув пальцем в глобус. – Южная пустыня, видишь?

– Нандин, – ответила Ана.

Её лицо таяло в полумраке из-за чёрной маски.

– Карпараза.

Она прочертила пальцем невидимую дорожку, которая уходила далеко на юг, где наверняка уже простирался пояс ветров.

Когда они вышли из музея, Ниву пришлось зажмуриться, защищаясь от непривычно яркого вечернего солнца.

– Куда теперь? – спросила Ана.

Они вернулись на перрон и сели на ближайший поезд в сторону северо-востока. Нив уже забыл о своём маршруте – ему просто хотелось ехать дальше, неважно куда – в центр, в другой конец города, на окраину, к пескам.

Улицы переливались яркими огнями, сверкала газовая иллюминация, мерцали фонари.

Ане захотелось выйти на одной из станций.

Люди, стоявшие на перроне, заняли в поезде их места. Это походило на смену караула – ранний вечер, забытый пост на высоте в несколько этажей, растрёпанные ветром пёстрые флаги.

Они встали на перроне над бурлящей улицей.

Праздник только разгорался. Ана молча смотрела на толпы внизу. Она выглядела спокойной и умиротворенной. Дул лёгкий ветер, спадала дневная жара.

– Поехали домой, – тихо сказала Ана.

– Тебе стало хуже? – обеспокоено спросил Нив.

– Нет. Просто…

Ана повернулась к нему, коснулась его плеча. Ветер неожиданно усилился. Красное праздничное знамя часто трепыхалось за её спиной, обмотавшись вокруг флагштока.

– Просто я устала, – сказала она. – Так много впечатлений за один день.

И они поехали обратно – снова по разным линиям, на разной высоте над городом, в непохожих поездах, старых и новых, переполненных и пустых. Теперь они уже не выходили на станциях, хотя праздничные огни стали ярче, и улицы сверкали, тревожа надвигающийся сумрак. По стёклам вагонов проносились ослепительные отражения гирлянд, но Ана даже не смотрела в окно.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Нив.

Ана ничего не ответила и лишь непонятно кивнула.

– Надо было всё-таки придумать маршрут покороче, – сказал Нив.

– Всё в порядке. Я… – Ана положила голову Ниву на плечо. – Сегодня было так хорошо. Спасибо тебе.

Они вернулись домой.

Ана включила радио. Передавали какой-то праздничный шум, бравурную музыку, шипение помех. Нив пошёл на кухню разогреть воду для хараса.

Он вернулся с дымящейся кружкой в руке.

Ана спала.

Она лежала в постели, не раздевшись. Дыхательная маска валялась на столе, радио натужно работало – диктор наигранно-торжественным голосом рассказывал, какие пёстрые гуляния наводняли город при свете дня. Люди радовались до слёз, размалёванные улицы волшебно преобразились. Диктор вдруг дико загоготал над собственной шуткой, и Нив выключил радио. Через несколько часов начинался праздничный салют, который он хотел посмотреть с Аной.