Трофейная ведьма - Лана Ежова

* * *

Первые лучи солнца заглянули в кухонное окно. Захлопнув крышечку медальона, я тихо произнесла заклинание:

— Твои прикосновения лишают разума. Взор зажигает мою кровь. Я готова пить твое дыхание вечно, растворяясь в твоей страсти.

Какие все-таки тут романтичные слова, особенно то, как названы поцелуи — «пить дыхание вечно». С любимым человеком можно разделить одно дыхание на двоих.

После треволнений ночи я ужасно хотела спать. Глаза сами закрывались, тяжелая голова мечтала оказаться на подушке. Осталось осторожно надеть на Волкова медальон и можно исполнить свое заветное на данный момент желание.

И у меня почти получилось…

— Ника… — Рука мужчины легла на мое бедро, когда я скользнула под покрывало. — Ника…

Сонные карие глаза, полные желания и любви, смотрели на меня ожидающе. И я потянулась к его губам за порцией нежности.

Охотник притянул к себе, недвусмысленно прижимая к жесткому телу. Запах сандала стал ярче.

Демоново заклинание… Демонова Стелла!..

* * *

Она его не любила. Во всем виновата магия.

Губы наблюдателя искривила недобрая улыбка. Этой ночью он узнал то, что держало серебристоволосую ведьму возле охотника, рожденного под знаком волка. Чары и страх.

Непорядок… Когда подходящих женщин мало, неправильно удерживать одну из них обманом, почти насильно, лишая ее права выбирать по сердцу.

Даже если бы девчонка не нравилась ему, он все равно не смог бы пройти мимо сложившейся ситуации.

Лучше ничто, чем суррогат любви.

— Девушка, у нас есть шампанское.

Вот я попала! Как же он меня достал…

— Спасибо, я не пью теплое шампанское, — улыбнулась через силу.

— Оно ледяное, проводница только что из холодильника принесла! — кипятился плотного телосложения блондин. Одетый в белую рубашку и черные костюмные брюки, он обливался потом.

— И вообще, я не пью.

— Никто заставлять не будет. У нас конфеты есть с фруктами и хорошая компания.

— Спасибо, нет, — твердо повторила в энный раз.

Вроде бы и не пьяный, и выглядит интеллигентно, а с ослиным упрямством встал в проходе, не пуская меня дальше. Сходила размять ноги, называется… Сколько проблем доставляют мужчины, не понимающие слово «нет». И ведь глаза ему не отведешь — невзирая на посещение озера, я была пуста, отдав прошлой ночью все до капли Герману.

— Хватит ломаться, — светло-голубые глаза мужчины заледенели, — не люблю, когда набивают себе цену.

Он попытался ухватить меня за руку — я отшатнулась и шагнула назад. Как назло, в коридоре вагона никого — жара разогнала всех по купе, да и не много народу ехало в люксе.

— Повторяю: ваше предложение меня не интересует, — процедила сквозь зубы и пригрозила: — Не пропустите, буду кричать.

Подействовало — он молча шагнул в сторону.

Я прошмыгнула мимо… почти прошмыгнула. Меня больно схватили за плечо, захватив при этом и косу.

— Такие, как ты, не кричат до последнего, — прошипел он на ухо.

Опровергнуть заявление не позволил — грубо заткнул рот ладонью и дернул за волосы, заводя мою голову назад.

Я толком испугаться не успела — блондин выпустил из захвата. Сам же полетел лицом в пол. Бесшумно, точно хищный кот, Герман опустился сверху, упершись ему в поясницу коленом. Несколько быстрых прикосновений к шее и голове — и блондин обмяк, прекратив перепуганно хрипеть.

Прижавшись к стене, я в шоке следила, как неслышными тенями к поверженному скользнули охотники из «Ловчего». Секунды ушли, чтобы убрать следы драки: Иракли открыл дверь купе, Ждан спрятал бесчувственное тело, оставшись там же.

Вовремя. Из дальнего купе вышла проводница. Сонная, в слегка примятой форме женщина подозрительно нас оглядела, затем поинтересовалась, не хотим ли чего, и скрылась с глаз.

Сервис… Тут убивать начнут, а она и ухом не поведет, будет спать. Впрочем, я ее понимала: жара стояла такая, что без сиесты можно и ноги протянуть.

— Ты цела, Никуль?

В небесно-синих глазах Иракли плескалась тревога.

Герман же без слов и, пожалуй, как-то ревниво обнял. Слишком крепко — я ахнула, и он чуть разжал медвежьи объятия.

— Я скоро присоединюсь к вам, — пообещал он Другу и повел меня к нашему купе, которое находилось в противоположном крае, почти в самом конце вагона-люкса.

Не знаю зачем, но я начала оправдываться:

— Гер, я ему повода не давала.

За себя не боялась — Волков в жизни не поднимет руку на женщину, а вот за приставалу страх не ушел. Ему он в запале мог сломать руку или челюсть. Охотники — собственники, которых не переделать.

— А ему и не нужен был повод, — хмуро обронил Герман, пропуская меня первой в купе. — Он бы к тебе пристал, даже будь на тебе паранджа.

— Вроде адекватный и не пьяный…

— Ника, он почуял в тебе ведьму.

— В смысле? — ступила я и тотчас, поняв, что он подразумевал, похолодела. Внутри разливался запоздалый страх. — Ты хочешь сказать, что он?..

— Да, он одержим. Узнаем, на какой стадии подселение, и будем что-то решать.

Ноги стали ватными — я плюхнулась на мягкое сиденье насыщенно-бордового цвета.

Вот это да… Никогда еще так близко я не контактировала с одержимыми! Восьмилетняя трагедия на озере не в счет — тогда духи вырвались бесплотные и относительно безопасные.

Столетия назад ведьмы помогали во время охоты, без них нельзя было обойтись, когда дух укоренялся в человеке настолько, что не желал покидать тело добровольно. Тогда они его изгоняли.

Увы, теперь таких носителей зла убивали — ведьмы разучились проводить обряды экзорцизма, да и считалось слишком опасным приближаться к тем, кто жаждал заполучить чужую силу.

Погрузившись в размышления и переживания о случившемся, я отстраненно наблюдала, как охотник роется в спортивной сумке. Пришла в себя, когда нечто ледяное прижалось к плечу.

Дернулась испуганно — Герман шикнул:

— Тихо! У тебя огромная гематома.

С сосредоточенным видом он держал пакет со льдом у моей руки, как будто сама я не справлюсь, а у него нет дел важнее. Темно-карие глаза зло блестели, на скулах ходили желваки. Чую, в любом случае приставала целым из рук охотников не уйдет.

Я пригладила торчащие черными иглами волосы Гера, надеясь немного успокоить, пригасить агрессию. Он повернул голову и поцеловал мои пальцы, а затем и вовсе сгреб в охапку.

Усадив к себе на колени, принялся ругать, перемежая слова легкими поцелуями: