Берег Скардара - Владимир Корн

Залп вражеского корабля для «Мелиссы» оказался катастрофическим, и ее уже не спасти. Если я еще сомневался в этом, то Фред, побледневший так, что это можно было заметить даже в ночной мгле, протяжно протянул сквозь крепко сжатые зубы: «Все». И зачастил командами, теми, что должны исполняться мгновенно, если имеешь хоть малейшее желание пережить гибнущий корабль.

«Мелисса» тонула, уходя под воду на ровном киле.

Шлюпок у нас было две, и обе они находились у левого борта, со стороны берега. Нет, я не мог заранее предполагать, что все закончится так плачевно, шлюпки помещались там из-за опасности наскочить в темноте на подводную скалу. Я мысленно поблагодарил себя за прозорливость, пусть и случайную.

А изнердийский корабль, совершив оверштаг, разворачивался, вероятно, готовясь нанести залп другим бортом. Перед этим он плюнул тремя кормовыми орудиями, проделав одним из ядер дыру в парусе тонущей «Мелиссы».

Паники не было. Люди давно уже свыклись с мыслью, что с ними произойдет то, о чем говорят: никогда не поздно, но всегда слишком рано. Да и ситуация многим была уже привычна.

Первыми в шлюпки, в отличие от существующего мнения, спустились не женщины и дети, хотя таковые на борту имелись. В одной из шлюпок сначала оказались Гентье и два матроса, а в другую спрыгнул Бронс с еще двумя людьми. Иначе кто будет помогать спускающимся людям, следя за тем, чтобы тонущий корабль не утащил за собой надежду на спасение. Гиссу с широко распахнутыми глазами и так же широко открытым ртом передали в шлюпку на руках. Бедная девочка, я ведь хотел, чтобы у тебя появилась нормальная жизнь, и что в результате?

Мириам спустилась сама, до воды оставалась лишь пара балясин штормтрапа, потому что палуба корабля находилась уже чуть ли не вровень с поверхностью моря. По дороге она успела пригрозить, что мамин наговор не забыла, когда кто-то, помогая спуститься, приложил ей свою ладонь чуть пониже талии.

Мы с Фредом оказались во второй шлюпке, первая, приняв пассажиров, сразу же отошла от борта, и гребцы уже на ходу разбирали весла.

Фред уступил мне очередь спуститься первым, и я не стал возмущаться.

Конечно, фер Груенуа, ты капитан, и именно ты должен покинуть борт корабля последним. Очень достойная традиция, и я рад, что в этом мире она тоже существует.

Затем мы очень быстро отошли от борта и погребли. Дело даже не воронке, образующейся на месте тонущего корабля, не настолько она и огромна. Просто рангоут может накрыть шлюпку, он уже над самыми головами. Плюс корабль Изнерда — его намерения очевидны, и попасть под залп в этом утлом суденышке будет чрезвычайно неприятно. Второго залпа не случилось, но под его угрозой лопасти весел мелькали с радующей глаз быстротой.

Все то время, что мы гребли к берегу, фер Груенуа не спускал глаз с гибнущей «Мелиссы». Мне, сидевшему на румпеле, было неудобно оборачиваться, и потому я посмотрел на нее лишь пару раз. Еще на подходе к берегу гребцы соскочили в воду, выталкивая шлюпку как можно дальше на берег.

Затем мы долго стояли на берегу моря и смотрели в ту сторону, где нашел свой конец наш корабль. Прошка прикрыл своим кафтаном сразу обеих девчонок, и полы одежды доставали почти до земли. Спаслись все восемнадцать человек, на борту не осталось никого.

Я посмотрел на Фреда и фыркнул, не в силах сдержать улыбку.

Фер Груенуа в свою очередь взглянул на меня, но удивления на его лице уже не было — привыкает, должно быть. Но объясниться все же стоило:

— Понимаете, господин граф, у меня относительно всего этого возникают какие-то смутные ассоциации. Есть у меня друг, барон Анри Коллайн. Вы случайно с ним не знакомы? Нет? Я обязательно вас представлю.

Так вот, вместе с ним мы много путешествовали по земной тверди. У барона неоднократно гибли лошади, и зачастую ему приходилось нести седло на плечах.

После своих слов я посмотрел на вместительный несессер, что так и хотелось назвать тревожным, который Фред держал в левой руке. В нем, как я предполагаю, карты, составленные по результатам экспедиции на юг, и другие дорогие сердцу фер Груенуа вещи. После гибели прежней «Мелиссы» он покинул борт корабля именно с ним.

Фред взглянул на свой саквояж, затем на меня и улыбнулся:

— Говоришь, «седло», Артуа? — затем, посмотрев на начинавшее бушевать море, он добавил: — Этот корабль — один из тех…

— Что будем делать, командир? — Прошка, улучив момент, задал вопрос, который мучил сейчас всех. Действительно, мы остались только с тем, что имели при себе. Одежда, кое-какие мелочи, почти все без оружия, а кое-кто и вовсе босой. Несессер в руках у Фреда да небольшой узелок у Мириам.

У меня у самого оставалась только шпага, пистолет Гобелли да пяток золотых в поясном кармашке. В общем и целом ситуация к оптимизму явно не располагала. Я посмотрел на людей, стоявших плотной группой, затем перевел взгляд на Проухва.

Эх, Прошка, ты просто не знаешь, откуда я сюда прибыл, а рассказать я не могу. А прибыл я из страны с самым суровым климатом в моем мире. Предки мои создали цивилизацию там, где любой другой народ попросту откинул бы копыта. Ты знаешь, что такое мороз, когда плевок на ветру замерзает? Ты видел, чтобы сталь от холода ломалась, как стекло? Сбор урожая у нас — такое же азартное дело, как игра в кости: повезет — не повезет, а любое помещение приходится отапливать семь месяцев в году. И так год за годом, год за годом, всю жизнь.

И ничего, живут себе люди, детишек плодят, радуются и печалятся, смеются и плачут. Ничто их убить не может: ни климат, ни мудрость правителей, ни доброта сопредельных и не очень стран.

Проухв, то, что с нами случилось, ты считаешь проблемой? Нет, проблема — это когда та же самая ситуация, но градусов на пятьдесят холоднее, когда долетающие до тебя капли падают под ноги маленькими стеклянными брызгами, когда ледяной ветер продувает насквозь, заставляя наклоняться вперед, чтобы не упасть на спину.

А что у нас… Примерно двадцать градусов тепла, все живы-здоровы и даже не чихают. Сейчас вернемся в Мойнстоф, до него всего-то часов шесть-семь пути, как раз к обеду подоспеем.

Что будем делать дальше? А чего раньше времени над такими пустяками задумываться? Если желаешь, я с тобой мудростью моего народа поделюсь. Слушай внимательно и запоминай навсегда, много раз пригодится: «Война план покажет».

Шторм продолжался уже третий день. Сильный, ничуть не меньше, чем тот, в котором мы недавно побывали.

Мы сидели в той таверне, что называлась «У морской дьяволицы». Во-первых, с деньгами было не очень, чтобы навещать заведения поприличнее, а во-вторых, кормили здесь на удивление вкусно. Подозреваю, что была еще и третья причина, слишком уж фер Груенуа заглядывался на дочь хозяйки.

Кобель старый. Мы с Фредом одного возраста, а девушке не больше семнадцати. На меня смотреть не надо, у нас с Яной все серьезно, как вернусь, так сразу поженимся.