Закон стаи - Сергей Романов

— Спроси чего полегче. Я в них понимаю, как ты в балете.

…Из Парижа их перебросили в Боснию, заставили снять легионерскую форму и надеть камуфляж без знаков различия. В задачу подразделения входила охрана автомобильных караванов. С одной из автоколонн они попали в засаду. Сначала по ним били из стрелкового оружия, потом из гранатометов: грохот, кровь, крики. Ребята запаниковали, только он вел себя спокойно. В Чечне было страшнее…

Он лежал в окопе и понимал, что и здесь командиры, как это было на Северном Кавказе, бросили их, как щенят, в самое пекло. А дальше — выбирайтесь сами. Он собрал всех, кто уцелел, и приказал забраться в бронированный пикап. Сам занял место за пулеметом. Но через пару километров они подорвались на мине, вновь угодив в засаду. Он выбрался из полыхающей бронемашины и спрятался за колесами. Пули бились об асфальт, в лицо летели каменные крошки. А потом подъехал БТР и стал лупить по ним прямой наводкой. Тогда он снова прыгнул в горящий пикап, вытащил из него противотанковый гранатомет. Со второго выстрела попал в грузовик с пехотинцами. Увидел вспышку и потерял сознание: рядом прогремел взрыв.

Очухался, когда его пинали ногами и требовали, чтобы он поднялся. Он пытался встать, но не мог. Его опять били — прикладами, кулаками, сапогами. А он уже ничего не понимал, только харкал кровью и матерился. Ему было больно, но, как ни странно, совсем не страшно. Теперь он хотел, чтобы его быстрее прикончили.

Страшнее было вспоминать, что произошло в Чечне, когда боевики взяли в плен его и Евнуха. Один из кавказцев, улыбаясь, достал из коробка две спички. «Мы сохраним жизнь обоим. С одним «но». Значит, так. Кто вытащит короткую, тот отрезает яйца второму. И потом вы оба свободны».

Вокруг стоял хохот, боевик бросил на грязную траву острый штык-нож и протянул руку со спичками: «Ну, кто первый?» Евнух сплюнул и отвернулся. Но это была единственная возможность остаться в живых, и Бобан взял одну из спичек. Она оказалась обломленной. «Лучше убей меня и себя», — прошептал Евнух, когда Бобан взял в руки нож. — По крайней мере, не будет стыдно за свой поступок». Но Бобан уже ничего не понимал: он хотел уцелеть сам и сохранить жизнь своему товарищу… Как отчаянно защищался Евнух! Его держали за руки и за ноги боевики, а Бобан расстегивал ремень на брюках…

Евнух был прав: лучше бы они погибли сразу. Оба. А он еще больше двух суток тащил на себе раненого товарища к своим… А потом был иностранный легион. И бои в Боснии.

…Вован перелистывал страницы огромного альбома с названием «Икона Древней Руси» и внимательно разглядывал иллюстрации. Бобан швырнул в него пустой пачкой из-под сигарет.

— Может, сходим куда-нибудь, дерябнем?

Вован отложил альбом:

— И что мне с тобой потом пьяным делать?

Бобан молча накинул кожанку:

— Идешь?

Товарищ поднялся с дивана:

— Пойду при одном условии: если драться ни с кем не будешь. А то снова накостыляют, а мне потом отдуваться.

Бобан хмуро улыбнулся, вспомнив, как вчерашним вечером в казино Агейко одним ударом заставил его принять горизонтальное положение. Он вовсе не держал обиды на журналиста и, как ни подзадоривал его Вован, не помышлял о возмездии. Агейко вызывал в нем чувство уважения. Не сдрейфил: мужик — один против толпы. Бобан был уверен, что журналист не сломается даже под страхом смерти. Не сдрейфит. Не грохнется на колени. А он, Бобан, в Чечне, сдрейфил. И дрейфил сейчас. Боялся Евнуха. Его мести…

Губернаторский лимузин, распугивая синими мигалками и заунывным воем сирены автолюбителей и профессионалов, летел по разделительной полосе к зданию областной администрации. Иногда водитель резко принимал вправо, а то и вовсе, не сбавляя скорости, выскакивал на встречную полосу движения, объезжая самых упрямых. Другой бы только подивился искусству губернаторского рулевого, но Пьеру Кантона, который считал, что уже в какой-то мере свыкся с лихорадочным и непредсказуемым образом жизни в России, лихая езда была не по нутру.

Он постарался отвлечься, не обращать внимания на дорогу и еще раз продумать ход предстоящего разговора с главой области. В кожаной папке для бумаг, которую Пьер Кантона не йыпускал из рук, лежал план реконструкции и модернизации водосооружений. Он закрыл глаза и мысленно стал перелистывать страницы плана, который набросал еще в Марфино, после того как лично побывал на всех объектах, обошел водонасосные станции, своими руками прощупал соединительные швы трубопроводов и в конце концов убедился, что область располагает неограниченными запасами водных ресурсов. Это было важно знать, поскольку реконструкция требовала немалых капиталовложений. А Кантона с детства привык считать деньги и, прежде чем вложить их в дело, по нескольку раз делал предварительные расчеты, стоит ли овчинка выделки. Водообъекты, большую часть акций которых хотел приобрести Кантона, того стоили.

Теперь он не сомневался, что при удачном стечении обстоятельств уже года через три на его банковские счета поступит первая прибыль. А когда на всех насосных будет установлено новейшее оборудование, старые нитки трубопроводов заменят на новые, тогда и придет время поднять тарифы на воду, и деньги потекут рекой. Но как бы ни вертел цифрами и предположениями Кантона, как бы ни старался заглянуть в ближайшее будущее, все равно выходило так, что затраченные им на реконструкцию средства смогут вернуться обратно только лет через пять. Опять же при удачном стечении обстоятельств: если местная дума без промедления примет закон о приватизации, если областная администрация выполнит свою часть программы, если таможенные органы не увеличат процентные ставки на ввоз импортного оборудования и если, конечно, ему никто не станет ставить палки в колеса. Он, Кантона, понимал, что Россия давала огромный простор предпринимательству, вот только урожай с этого простора собирают совершенно чужие люди. Какое-то седьмое чувство подсказывало ему, что и его главный российский партнер, Денис Карлович Бурмистров, из таких людей.

Едва он вспомнил о банкире, как в лимузине раздалась трель телефонного звонка, и через секунду водитель, разгоняя машину по встречной полосе, передал ему трубку сотового телефона. Бурмистров сообщал, что задержится на четверть часа и будет у губернатора в десять часов пятнадцать минут. Это сообщение немного раздосадовало Кантона: лучше, чтобы его представил областному голове не личный секретарь или помощник, а один из влиятельных лиц в регионе, каким считался Бурмистров. Да и не хотелось самому начинать разговор о модернизации водообъектов: губернатор мог истолковать это так, что не родное отечество, а прежде всего иностранный капитал протягивает руки к государственной собственности.

«Впрочем, мое дело предложить, а их — отказаться», — подумал Кантона, но тут же поймал себя на мысли, что такое положение вещей его явно не устраивало. Слишком много времени и средств он затратил на Россию, и теперь было бы непозволительной роскошью бросить разработанный план и в одночасье от всего отказаться. Только на поездки и коньяк, пусть даже низкосортный, которым угощали рабочих, была истрачена добрая сотня тысяч франков. Немало денег ушло и на девчонку, которую Кантона встретил в центре знакомств и которая ему так понравилась.