Пика - Александр Асмолов

Спустя какое-то земное время, их разум стал анализировать, что это было, да и могло ли это быть вообще. Как человеческому разуму было понять то, что для него просто не существует. Так в лесу за деревьями вдруг померещится нечто, а пройдешь дальше по тропинке, ан, нет там ничего. Показалось. Даже не аукнулось. Кто-то забудет, а кто-то всю жизнь вспоминать будет и корить себя грешного за то, что не остановился, не присмотрелся, и лишь в старости признается, что такое бывает раз в жизни. Да, и то не у каждого.

Дина молча отстранилась от Савы. Ей отчего-то захотелось вжаться в кресло или расплющиться, так чтобы ее и видно не было. Бывший зэк почувствовал это и тоже вдавил свою спину в кресло, облицованное мягкой натуральной кожей особой выделки, которая неожиданно стала продолжением человеческой кожи, маскируя обоих друг от друга.

Человеческий разум часто берет верх над той частичкой души Создателя, который щедро делится ею с некоторыми смертными, в надежде, что родственные души непременно встретятся и почувствуют друг друга, обретя ни с чем не сравнимое счастье, миг которого невозможно сопоставить со всеми удовольствиями бренного тела в бренной жизни. Только не у каждого такая частичка есть, ибо Создатель безошибочно знает, с кем и делиться-то не стоит. Так был создан этот мир, и смертным не дано понять почему. Зачем Создатель оставил в этом мире несправедливость, неравенство и даже зло. Почему лишь избранные в этом мире хранят в своих смертных душах этот дар Всевышнего разума. Какова цель такой игры. Да, игра ли это? Многие просто не верят в то, чего не может быть; иные всю жизнь ищут, ошибаются и снова ищут; но лишь счастливчики, однажды встретившись, не сомневаются, в том, что только так и должно быть.

— Вот это полнолуние! — прошептала женщина с карими глазами. — Как на картине твоего Куинджи.

— А ты видела портрет самого Архипа Куинджи? — неожиданно спросил Пика.

— Я даже не знала, как его зовут. А что?

— Иконописный лик. На портрете Васнецова просто ангельский. Судьба непростая — родился в бедной семье грека, рано осиротел, рос у родственников, пас гусей, работал слугой, помощником хлеботорговца и подрядчика, даже ретушером у фотографа. В Двадцать с лишним пробовал стать учеником Айвазовского, не получилось. Потом несколько попыток поступить в Питерскую Академию художеств. Едва получил звание свободного художника. Работал с передвижниками. Когда было за тридцать получил академическое звание классного художника. В тридцать пять начал выставляться, даже в Европе. После разгромной критики одним академиком сильно обиделся, порвал со всеми. Потом вообще стал затворником. Но лишь за одну его картину «Лунная ночь на Днепре» я бы поставил его в один ряд с великими.

— Ты считаешь, что похож на него? — неожиданно спросила Дина.

— Нет. Только мечтал об этом. У меня и работ-то нет… Хотя вру. Одна мне нравилась. Правда, теперь и не знаю где она.

— Что за работа?

— «Девушка на пляже».

— Твоя бывшая жена?

— Угадала. Это был настоящий порыв. Озарение. Экстаз какой-то.

— И это больше не повторялось?

— Никогда. Я теперь больше по «жмурикам» специализируюсь.

— Не ври. У тебя великолепные карандашные рисунки. И если бы ты их сохранил…

— Погоди, ты знакома с Ханом! — догадался бывший зэк.

— О твоих портретах мужиков в погонах слышала краем уха.

— Вот это и есть моя судьба. Я «черный художник».

— Сав, не заводись, — как-то по-дружески оборвала его женщина с красивыми карими глазами. — Еще напишешь свой Панамский закат или это полнолуние.

Себу оказался узким длинным островом в самой середине архипелага, названного Магелланом, в честь тогдашнего короля Испании, Филиппинами. Из Манилы, до ближайшего к Себу аэропорта на острове Мактан, лету было чуть более часа. Пара туристов из России с интересом рассматривала из иллюминатора разбросанные внизу большие и маленькие острова. Справочник утверждал, что их насчитывается 7107, с оговоркой — во время отлива. Закрытый со всех сторон своими собратьями от ураганов, тайфунов и смерчей, остров Себу представлялся младшей сестричкой, которую охраняют старшие, крепко взявшись за руки.

В аэропорту приезжих по традиции встретили гирляндами ярких цветов, которые стройные островитянки с очаровательными улыбками надевали на шею каждого пассажира. Это было очень необычно и запоминалось на всю жизнь.

— Ты обратил внимание, — не отрываясь от окна такси, сказала Дина, — город и аэропорт называются Лапу-Лапу.

— Это на местном наречии означает «дай лапу», то бишь «привет».

— Болтун! — улыбнулась женщина с карими глазами. — У них два национальных языка: английский и пилиппино.

— Я и говорю. У них «привет» это «дай лапу», а «до свидания» это «пили, пино», то есть «чеши отсель».

— Значит переводчик нам не потребуется?

— Конечно, — Пика был в ударе. — Видишь указатель? Написано «Себу». Мы к себе едем. Все правильно.

— Балабол, — она не могла сдержать улыбки.

— Верно, позади нас остров Бахол. По-ихнему «балабол». Кстати! А ты откуда знаешь? Подглядываешь в словарик? Так не честно.

— На самом деле мы остаемся на острове Мактан, потому что на Себу отели в старом центре для любителей пеших прогулок и экскурсий. Комфорт на троечку. Мы позволим себе пятизвездочный Shangri-La со своим пляжем. Обещали закат над морем.

— Ты серьезно? — не сразу поверил бывший зэк.

Она только кивнула, видя детский восторг в глазах взрослого мальчика.

— Шангри ла! — воскликнул Сава. — Это же аналог Шамбалы. Литературный город в какой-то книжке. В переводе с тибетского означает «Землю святости». Короче, райское место.

— Ты занимался Тибетом? — удивилась женщина с карими глазами.

— Нет. Перед посадкой увлекся йогой. Читал кое-что. Собирался на Кайлас.

— Посмотри на водителя, — подсказала спутница, кивая на зеркало заднего вида, в котором улыбался коренастый метис. — Он понимает тебя без перевода.

Такси остановилось у шлагбаума, закрывающего въезд на территорию гостиницы. Двое вооруженных островитян в униформе обошли машину, заглядывая в окна. У одного на поводке была бойцовая собака. Водитель объяснил, что это стандартные меры безопасности. На территории спокойно, а выходит лучше с сопровождающим.

«Шангри-ла» действительно заслуживала внимания. Просторный номер с видом на океан. Белый песчаный пляж с бунгало и грибками тентов, ограниченный двумя молами, выложенными булыжником. Зеленые, словно подкрашенные, лужайки и протоптанные тропинки, среди пальм. Чуть в стороне теннисные корты и поле для гольфа. Выдающаяся в море стоянка катеров и яхт. Для начинающих дайверов тренировочный бассейн на берегу и длинный мост с удобными лестницами для опытных ныряльщиков. Между корпусами, утопающими среди пальм, большая автостоянка.